Скоро пойдет снег - Джессика Ау Страница 11

поезд на Ибараки уходил рано. Когда мы шли к станции, катя за собой чемоданы, небо только начинало светлеть, стояли плотные предрассветные сумерки, как в той галерее накануне. Тротуар у нас под ногами, казалось, слегка светился. Мимо нас прошли несколько человек, спешивших на работу. Все были в длинных коричневых пальто с поднятыми воротниками; некоторые несли тонкие портфели. Я сказала маме, что сегодня нам предстоит долгий день. Нам потребуется сделать небольшой крюк, чтобы посмотреть только одну вещь. Я опасалась опоздать на поезд, и тогда нарушился бы весь составленный мной график, а из отеля мы уже ушли. В итоге мы пришли на вокзал задолго до отхода поезда. Я просмотрела расписание и увидела, что сейчас придет другой поезд, отходящий пораньше. Я попросила маму постеречь наш багаж, а сама пошла к одному из автоматов по продаже билетов на другом конце платформы. По-моему, я помнила, как можно поменять билеты через такой автомат, но времени могло не хватить. Я знала, что мать будет беспокоиться, если придет поезд, а меня не будет рядом. Я сунула билеты в прорезь и попробовала разобраться с меню, выбрав английский язык. На экране одни команды сменяли другие, и наконец автомат сжалился и выдал мне новые билеты. Я схватила их и побежала обратно к матери, размахивавшей руками, торопя меня, поскольку поезд уже подходил к платформе.

Как только мы заняли места, мама забрала у меня пальто и повесила его на один из маленьких откидных крючков, а я затолкала чемоданы на верхнюю полку. Я спросила, не хочет ли она почитать книжку, которую я прихватила в дорогу, или газету, добытую утром в отеле, но мама сказала, что предпочитает смотреть в окно. Она сидела очень прямо, сложив руки на коленях, и следила за сельской местностью, проносящейся мимо. Поезд шел очень быстро, вид за окном казался размытым отпечатком цветов и линий, и на что там смотреть, я просто не понимала. Мама сказала, что мой дядя любил поезда, и этот ему бы понравился, хотя ездил он в них нечасто.

Я припомнила, как мать однажды рассказывала о дяде, которого я видела только во время нескольких коротких поездок в Гонконг. Это был тихий стройный человек, похожий на студента университета, хотя ни в каком университете он никогда не учился. Как и мама, он следил за своим внешним видом, всегда ходил в белой выглаженной рубашке и черных блестящих туфлях, волосы чуть подвивал и зачесывал набок, как герои китайского кино тридцатых и сороковых годов. Мать говорила, что он сильно отличался от других мальчишек, населявших район, тем, что был добр и внимателен. Работал он в магазинчике на птичьем рынке и иногда приносил домой птиц. В детстве маме они нравились. Разница в возрасте составляла у них целых восемь лет, потому что у бабушки между рождением дяди и мамы случились два выкидыша. Мать наблюдала, как ее старший брат чистил клетки. Иногда он разрешал ей помогать, и тогда она меняла воду в мисочках. Мама шла на кухню, наливала мисочки и возвращалась, стараясь не пролить ни капли. Брат ставил мисочки в клетки, уже застеленные свежими газетами.

Однажды в магазин зашел человек и долго рассматривал птиц. Он просил дядю снять то одну клетку, то другую. Клетки висели на длинных шестах, подвешенных к потолку. Дядя всегда старался опускать клетки плавно. Если дергать клетки, птицы пугаются, начинают носиться по клетке и могут повредить лапу или крыло. В конце концов мужчина выбрал двух самых красивых и дорогих птиц. Грудки у них были в форме сердечка, перья розовые, как румянец. Покупатель сказал, что выбирает подарок дочери. «Они совсем как жених и невеста», – пошутил он. Больше покупателей не было. Дядя закрыл магазин, сперва заперев раздвижную дверь и опустил рольставни.

Стоял сезон дождей, так что дядя частенько приходил домой мокрым. Дождь мог начаться в любое мгновение и так неожиданно, что зонт открыть не успеешь, а уже вымокнешь. Ботинки точно промокнут, и брюки внизу тоже. Кончался дождь так же внезапно, и тут же на человека наваливалась густая невыносимая жара. Платили дяде тогда каждый месяц. Приходя домой, он вынимал конверт и отдавал две трети матери, оставляя себе совсем немного.

Однажды утром, как рассказывала мама, открыв магазин, дядя увидел, что кто-то уже ждет его перед дверью. Судя по форме, это была школьница из местной монастырской школы, рядом с той, где до четырнадцати лет учился он сам, а потом пошел работать. Девочка держала в руках большую обувную коробку с шестью дырочками на крышке, кажется, проткнутыми обычным свинцовым карандашом. В коробке сидела одна из тех птиц, которых дядя продал богатому покупателю месяц назад. Птица была совсем слабая и больная. Она сидела, нахохлившись, в углу коробки, выложенной обрывками старых школьных носков. Дядя снял одну из клеток, тщательно вычистил ее, переставил жердочку пониже, чтобы птице удобно было залезать на нее, постелил свежую газету, поставил еду и воду. Девочка ушла в школу. Нескольких дней дядя держал клетку под рукой, переставляя ее так, чтобы она подольше находилась на солнце, а во время дождя следил, чтобы капли воды не попадали на пернатого пациента. Спустя некоторое время птица уже запрыгивала на жердочку, которую он переставлял все выше и выше, начала взлетать и вообще поправилась. Тогда дядя накрыл клетку тканью и отнес в большой дом девочки, стоявший на одной из центральных улиц.

Мама рассказывала, что в последующие дни и недели она часто видела своего брата и ту девочку вместе: иногда они ехали на велосипедах по городу или стояли в очереди у придорожной палатки. Они и маму изредка брали с собой в местную кондитерскую, где обязательно брали пакетик чернослива и конфеты. Мама уже знала их обычные места встречи – в парке у фонтана или на углу возле женской монастырской школы. Родители девочки, конечно, не одобряли ее нового знакомого, ведь дядя был беден и необразован. Молодым людям приходилось встречаться тайно. Маме волей-неволей пришлось стать их сообщницей, своего рода конфиденткой. Молчаливая десятилетняя девочка сопровождала пару, своим присутствием придавая прогулке благообразие. Слушая эту историю, я часто думала: а что при этом испытывала мама? С одной стороны, она была слишком молода, что понимать смысл этих романтических встреч, с другой, уже достаточно взрослой, чтобы ощущать интригу в отношениях юноши и девушки. Сидела ли она на раме велосипеда брата, лазила ли по лесенкам на детской площадке,