Книжная лавка фонарщика - Софи Остин Страница 10

— Очень хороший совет, — тихо сказала Эвелин, опустив глаза на свои руки: она уже ни до чего не могла ими дотянуться. — Почему тогда вы сами не пригласите на чай этого мистера Кея? Зачем ждете, пока он сообразит?

— Знаете, я и сама задаю себе этот вопрос. Тоже мне советчица: учу вас тут жить, а сама все делаю наоборот. — Она засмеялась так заразительно, что невозможно было устоять. Эвелин невольно хихикнула.

Когда нежное плескание воды в реке вновь заглушило все остальные звуки, женщина прочистила горло и сказала:

— Послушайте, я вот о чем мечтаю. Есть на Регент-стрит маленький домик. Сама я его ни снять не смогу, ни тем более купить, а с Джеком — в смысле с мистером Кеем — мы бы, думаю, его потянули. Как бы мне хотелось сидеть в своей собственной гостиной с чашечкой чая и… — Она осеклась и покраснела. — Ну я, конечно, и размечталась. Мы с ним даже не ходили никуда вместе, а я уже дом себе нарисовала! Вы, наверное, теперь считаете меня навязчивой, мисс.

— Что вы! Я совершенно так не считаю, — возразила Эвелин, обнадеживающе ей улыбнувшись. — И прошу, зовите меня Эвелин, а не «мисс».

— Тогда вы зовите меня Наоми, — ответила женщина. — Знаете, когда я увидела вас в переулке, то сначала приняла за напившегося старика-аристократишку. У мистера Кея есть друг-писатель, ему бы эта история понравилась.

Эвелин насторожилась:

— Он журналист?

— Кажется, беллетрист, — ответила Наоми. Она перевела взгляд с корзины на Эвелин. — Ну что, приедет ваша карета или нет, как вы думаете? Или пора нам пойти пешком?

Эвелин окинула взглядом улицу, залитую светом закатного солнца, и реку, усыпанную алыми пятнами румяного неба.

— Этот вечер идеально подходит для прогулки, — сказала она с отважной улыбкой. — Если вы не возражаете.

— Само собой, не возражаю, — ответила Наоми, прижав корзину обратно к боку. — Если только вы не возражаете заглянуть по пути в «Черный лебедь» — оставлю это там на пороге.

— А вы познакомите меня с этим таинственным мистером Кеем?

Наоми засмеялась:

— Он заступит на смену еще нескоро, но ваше рвение мне по нраву. Ладно, пойдемте — путь нам предстоит неблизкий.

По пути домой они выяснили, что обе — единственные дети в семье. Все то время, что они шли по улице Уолмгейт, Наоми рассказывала, как ее отец, сын дипломата, приехал из Мадагаскара учиться в квакерской[7] школе Бутхема[8] и познакомился с ее матерью. Эвелин надеялась, что у этой истории будет романтический конец, но Наоми только посмеялась.

— Не вынес дождливых йоркширских зим, — сказала она. — Вернулся на Мадагаскар, так и не узнав, что мама забеременела.

Когда они с Наоми разошлись и Эвелин вернулась в Портхейвен-Хаус, мысли об их разговоре продолжали кружиться в ее голове, не давая покоя. То, как усердно трудилась Наоми, строя своими руками собственную жизнь, должно было вдохновить Эвелин, побудить ее тоже ухватиться за что-то свое, но на самом деле лишь подтолкнуло к тому, чтобы мысленно выстроить в ряд кирпичики своей судьбы и рассмотреть их поближе.

Ее мать все еще придерживалась мнения, что жизнь женщины начинается по-настоящему только после брака, а Эвелин — пусть и не будучи с ней согласна — была только рада подольше повисеть в неопределенности, когда ее отец променял Риккалл — и их с матерью — на английскую столицу. После этого они перестали приезжать в Лондон на лето, и, даже если и рассылали свои визитные карточки, те возвращались им редко. Но пока Эвелин ждала, когда что-то изменится само, Наоми работала, чтобы это что-то изменить. Она сама строила для себя будущее. Разве Эвелин не в состоянии делать для себя то же самое? А в итоге в свои двадцать четыре года она не может похвастаться ничем, кроме четырех чемоданов вещей, трех коробок со шляпами и парой жалких книжек, которые она догадалась забрать перед отъездом с ночного столика. Без слез на ее судьбу действительно не взглянешь.

Она попыталась объяснить все это матери и тетушке Кларе за ужином в пятницу, но последняя только назвала ее избалованной ворчуньей, а мать с грохотом положила вилку на стол и сказала:

— Право, Эвелин! Я совершенно согласна с тетушкой Кларой. Что с тобой не так?

Когда Эвелин пустилась в дальнейшие рассуждения, тетушка Клара засмеялась.

— Ты забыла, какое у тебя воспитание, дитя? Забыла, что у тебя была гувернантка? Ты умеешь играть на музыкальных инструментах, умеешь шить, умеешь петь. И говоришь на стольких языках, сколько тебе никогда не пригодится.

— Шить много кто умеет, — возразила Эвелин. — Я хочу сказать, что жалею, что не могу ничем в своей жизни похвастаться. У меня ничего нет.

Ее мать резко отодвинулась от стола, и Эвелин на секунду подумала, что она сейчас встанет и уйдет из комнаты. Но вместо этого она бросила на стол свою салфетку и произнесла:

— Как только до нас дойдут письма леди Вайолет, я смогу составить для нас план действий.

Эвелин закатила глаза:

— Вы каждый день это говорите, мама. А я каждый день буду говорить это: я не верю, что она что-нибудь нам пошлет.

— Что ж, а я верю, что пошлет, — чинно ответила мать. — Посмотрим, кто из нас окажется прав.

В конце концов права оказалась мать, потому что через три дня письма все же пришли.

Глава 7

22 мая 1899 года

Портхейвен-Хаус, Йорк

Эвелин сидела в утренней гостиной, забравшись с ногами на одно из двух старых кресел. Ее лоснящееся сине-зеленое платье ярким пятном выделяло ее на выцветшем бархате обшивки. Напротив сидела тетушка Клара и с недовольным видом размешивала в чашечке чая молоко. К ее великому неудовольствию, Эвелин приоткрыла окна — и теперь в комнате стало пахнуть не столько пылью, сколько пыльцой. Эта сцена вполне могла бы послужить сюжетом для уютной картины, если бы не мать, возбужденно расхаживавшая туда-сюда по комнате.

— Леди Вайолет организует бал, — зачитала Сесилия. — Он состоится в эту пятницу в отеле «Роял Стейшн». Это приглашение! Разве не замечательно, Эвелин? Я не помню, когда тебя в последний раз приглашал на свое мероприятие кто-то из семьи Пембери!

— Вы не находите, что это приглашение несколько запоздалое? — сказала Эвелин, беря протянутую тетушкой Кларой чашку чая. — Если бал на этой неделе, значит, они планировали его не меньше месяца. Она могла лично пригласить меня в гостинице клуба, но не сделала этого.

— Возможно, она просто забыла. — Мать сделала паузу. — Сядь прямо, Эвелин. Пусть