Лесные люди - Александр Анатольевич Стрекалин

Александр Стрекалин

Лесные люди

Часть I.

Когда-то давно, на этой земле жили мамонты, затем пришли люди, с копьями и стрелами, извели мамонтов и стали жить сами. Поселились в лесах и на реках, и принялись промышлять охотой и рыболовством. А потом сюда пришёл Степан, с мотыгой. Вернее, не пришёл, а прилетел, и не с мотыгой, а со всем скарбом, но с той же целью. Закрепиться здесь, если не навсегда, то хотя бы на время.

Мамонтов Степан любил. Ничего про них не знал, но уважал за исполинские размеры и за суровую таёжную красоту. Но больше всего Степан любил свою работу, поэтому и пришёл сюда, чтобы делать её хорошо и толково, на сколько знаний хватит, и чтобы поднабраться их на месте. Век живи – век учись.

А не любил Степан только обыденность, и последние несколько лет мучительно ждал перемен, сплёвывая тоску в ночных кухонных разговорах «за жизнь», но сильно на жизнь не роптал, справедливо полагая, что бывает и хуже.

Вообще, человеком Степан был славным. Немногочисленные друзья его любили, на службе его ценили, а женщины желали быть им приласканными, но Степан, словно за деревьями леса не видя, был с ними лишь дружелюбен, не болтлив и даже застенчив и своей мужской привлекательностью не пользовался. Оформив один брак и один развод, он целиком посвятил себя любимому делу, и преуспел.

А любил Степан железные дороги. Получив профессию инженера, он, недолго думая, пошёл в тогдашнее МПС и буквально жил в командировках. Попутно женился на однокурснице, но «хлебнул» с ней горя, а затем и остальной его мир рухнул: Министерство путей сообщения приватизировали, а Степан уволили.

И не было в этом ни худа, ни добра. Степан просто стал работать в других масштабах. Более мелких, но зато уже как душа велит, без оглядки на строптивое московское начальство. Много воды с тех пор утекло, и перестал жалеть Степан, что всё так сложилось. Не понравились ему те  железные дороги, «новые», не по сердцу они ему были. И вроде всё нормализовалось, но был Степан часто хмур. Не может одной работой жить человек, как бы он её не любил.

01

Такси – жёлтая «Волга», на заднем сидении которого придремал пассажир, стремительно неслось в город. Водитель явно торопился сдать клиента и «бомбануть» обратно, на дачи. Не докучая разговорами, он уверенно гнал к отелю, который приезжий выбрал не случайно. Где, как не в «Урале» остановиться человеку, грезившему о таёжной романтике?

На знак «кирпич» таксист едва покосился, предпочитая высадить пассажира прямо у входа, в надежде на обратный оплаченный вояж, но желающих ехать не нашлось, и быстро пересчитав деньги, он сунул их в карман полинялой рубашки и уехал, как и был, с недовольной рожей.

Оставшись в одиночестве, Степан поднял голову и окинул взглядом строение. «Урал» был монументален, и удостоверившись, что он попал по адресу, двинулся ко входу. Было время, когда они радовались новому подряду, как новому дню. Спустя месяц от былого энтузиазма не осталось и следа. Положение на объекте было катастрофическим, и Степан получил карт-бланш. Его начальник знал того как облупленного, и поймал на живца. И идеалист Степан проглотил наживку. Ему и надо-то было – отремонтировать кусок железнодорожного полотна и получить за это деньги. Они так делали много раз, и разница здесь была не так уж и велика. Шестьдесят километров через тайгу, которую Степан раньше видел только в кино. С другой стороны, что-то у них там не заладилось с самого начала, словно сам бог железнодорожников, если он существует, был на них за что-то в гневе. И вот с этим всем ему предстояло разобраться.

Освежившись и покемарив в номере до вечера, Степан сдал ключ и отправился до железнодорожного вокзала пешком, благо здесь, в Перми, всё было рядом. Вечерний город выглядел по-деловому. Вечно спешащие прохожие не обращали на Степана никакого внимания, и он шагал мимо них, без дела разглядывая всё вокруг себя. Жаль, конечно, что не получиться посмотреть город основательно, но, с другой стороны, он и не развлекаться сюда приехал.

Раньше Пермь была для Степана чем-то иррациональным, вроде «заполярья». Вот Хургада – это другое дело. Это море, пляж и сотни фотографий. Ещё Степан собирался побывать в Лондоне, попрактиковать английский, а вот на Урале не был ни разу. Как типичный «средний класс», он чаще летал к более тёплым, чем у нас, морям, а внутри страны перемещался в основном в пределах своего часового пояса.

Найдя недалеко от вокзала тихий скверик, Степан купил местную газету и присел на скамейку. Краевые новости были чахлыми, и, приметив краем глаза старушку-цветочницу, расчётливо семенящую в его сторону, Степан обречённо отложил газету. Сообразив, что обнаружена, та тихонько опустилась на его скамейку, но так и осталась молча сидеть, словно за этим и пришла.

– Думаешь, сынок, я не вижу, что у тебя жены нет? – вдруг проговорила она спустя пару минут, так что Степан вздрогнул. – Хороший ты парень, по всему видать, да только можешь её всю жизнь проискать, и не найти. Любовь-то.

Пожав плечами, Степан не придумал, что ответить. Он знал это и сам, и в разговорах на эту тему не нуждался. Толку-то.

Старушка по-прежнему не уходила, разглядывая свои побитые артритом ладони, аккуратно сложенные на острых, обтянутых вязаными колготками коленях. Слегка поёрзав, Степан достал из корзины один из букетиков, повертел его в руках, но положил его обратно.

– Что же, теперь, не искать её? – спросил он, подумав. – Я про любовь говорю.

– Искать, искать, как не искать? – тихо отозвалась старушка, продолжая смотреть перед собой. – Ты, главное, не бери ту, которая без любви любится. Бери ту, которая сразу полюбила. Какой тебе?

– Не понял…

– Что тут непонятно? Ты букетик у меня купи, а я его сама, кому надо, подарю. Только ты скажи, какой? Маленький пятьдесят рублей, большой сто.

– Сто.

– Ну, я так и поняла.

Приняв у Степана деньги, и спрятав их в боковой карман вязаной зелёной кофты, старушка подхватила корзинку, и не спеша двинулась обратно, а Степан подумал, что раз уж незнакомая старушка видит в его насквозь, то надо с этим что-то делать. Оглядев вечереющее небо, он решил, что с таким настроением он точно угодит под дождь, словно это от него зависело, побегут сегодня пермяки с работы по лужам, или нет.