"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн Страница 79

Конечно, Аугуста ничего не могла сообщить своей дочери такого, чего бы та не знала. Их короткий разговор показался Тэду вечностью. Но когда флакон духов, принесенный от Гарди, был открыт, опробован и тут же снова закрыт, Тэд Кепфелл пообещал себе подарить такие же духи Лейкен, когда он подрастет. Потому что это был Кепфелл. Он был похож на Монте–Гю из семьи Капулетти. Когда Аугуста наконец спустилась вниз, чтобы поговорить со своей собственной, матерью, Тэд снова предстал перед своей прекрасной дамой. Игра шекспировской пьесы возобновилась, и Ромео снова выступил в своей роли.

Сантане не удалось убедить Мейсона отдать ей револьвер, и, отвертевшись от приставаний Мейсона, не испытывая желания предпринять что‑нибудь еще, она решила просто пойти проведать свою мать. К этому времени та должна была уже закончить свою работу на вилле Кепфеллов. Она надеялась, что свидание с матерью принесет ей спокойствие. Ее желание убить Джо Перкинса было всего–навсего коротким порывом, но не убеждением. Если бы Мейсон таким резким образом не вмешался, маленький револьвер вскоре занял бы место под грудой простыней, которые она складывала вверху гардероба, и никогда это маленькое оружие не оказалось бы снова в сумочке молодой женщины. А сейчас ей следовало с кем‑то поговорить — она не могла оставаться наедине со своим секретом. Работа — этот наркотик, источник забвения — не могла поглотить ее целиком. Уверенность, что она заменяет ей все, оказалась, несмотря на кажущийся успех, всего–навсего иллюзией. Ужасная тайна владела ею. До сих пор не потерявшая ни своей остроты, ни своей злободневности. Возвращение Джо, конечно, должно было послужить разоблачением. Мысли путались в голове Сантаны, и ясность в них наступила только тогда, когда Сантана, пройдя пару кварталов, подошла к маленькому домику своих родителей и поняла, что она пришла к своей матери, чтобы «разродиться»; можно сказать, «разродиться» второй раз. А Роза была умелой акушеркой.

Неожиданное появление Сантаны очень образовало Розу, потому что как раз сейчас она думала о своей дочери.

— Пообедаешь с нами, Сантана?

— Не знаю, мама.

— Ко мне подходил Мейсон… Хотел поговорить се мной. Что там за история произошла с револьвером?

— Я ничего не знаю.

— Сантана?!

— Не помню, маман. Я всякого такого наговорила Мейсону.

Сантана взяла ножик и устроилась рядом с матерью чистить морковь. Роза улыбнулась. Таким образом лучше всего было вести разговор? Он мог стать более искренним, более интимным. Как бы невзначай она продолжала тихо расспрашивать дочь, помогая ей раскрыться, сказать самое трудное.

— Я ничего не понимаю, Сантана. Я не понимаю, почему ты так беспокоишься. Для тебя‑то возвращение Джо что‑то значит? В конце концов, дорогая, мне совершенно необходимо знать, что с тобой происходит. Ты ведь знаешь, что и сделала бы все, чтобы ты была счастлива. Ты ведь это знаешь?

— Да, я это знаю.

Терпение матери, казалось, было безгранично, и ее упрямство тоже. Медленно, но уверенно Роза приближалась к тому нарыву, который должен вскрыться.

— Вот этот Джо Перкинс. Но в какой связи он так взволновал тебя? Потому Что он убил Ченнинга? Кстати, расскажи мне о Ченнинге. Ты его любила?

Сантана несколько помешкала, взяла другую морковку и сказала изменившимся голосом:

— Он был замечательным.

С этого момента Роза почувствовала, что она на верном пути.

— Это правда. Ты ведь с ним выросла. Вы были как брат и сестра.

Ответ, которого она боялась, прозвучал, откровенно и резко.

— Нет, мама!

Нащупав ниточку к сердцу дочери, Роза старалась ее удержать:

— Но ведь его все любили, — ровным голосом продолжала она.

— Но не так, как я, маман.

Значит, ее Сантана была влюблена в прекрасного Ченнинга?!

— Ты любила его?

— А он — меня. Но скрывали это от всех и сделали все для того, чтобы никто ничего не узнал. Ни ты, ни папа, никто. Мы знали, что ни ты, ни папа не одобрили бы этого.

— Моя дорогая, должно быть, тебе было очень тяжело. Теперь я понимаю.

— Но это еще не все.

— Еще не все?

Сантана открыто посмотрела на мать, и их взгляды встретились: взгляд взрослого, много пережившего человека и взгляд несчастной девушки. Роза обхватила дочь за шею и нежно привлекла к себе. Нужно было теперь ее выслушать. Выслушать внимательно. И Сантана заговорила, заговорила быстро, не останавливаясь, словно боялась, что ее прервут.

— Я была беременна от Ченнинга, когда его убили. Именно поэтому я не могла больше и не хотела больше вас видеть. У меня был ребенок. Я была горда и счастлива тем, что он у меня есть. Все устроил господин Кепфелл. Я родила в клинике, в которую он меня устроил. И я никогда не видела своего ребенка.

— Сантана, дорогая моя. Как это случилось?

— Кепфелл отобрал его у меня. Я была слишком молода и слишком подвержена влиянию. Я не знала, что мне делать с этим ребенком, и Кепфелл этим воспользовался. Я заключила с ним ужасную сделку. Ты знаешь, как нас воспитывали. Я бы никогда не посмела говорить вам о моем ребенке, о нашем с Ченнингом ребенке. Кепфелл сдержал слово. Я не видела больше моего мальчика — да, я знаю, что это был мальчик, — ни разу в течение этих пяти лет. Я попыталась забыть его, но ничего не забыла. И теперь считаю: быть верной Ченнингу, значит совершить новое убийство. Я даже не уверена, что Джо Перкинс убил ого. Нет. Быть верной нашей любви — это значит найти нашего шла, и это сделаю, маман.

ГЛАВА 6

Таким образом, неожиданное прибытие Джо Перкинса в Санта–Барбару начало оказывать свое действие. Подобно тому, как расходятся трещины от броска камня в центр мозаики, начали разрушаться устоявшиеся связи, альянсы, основанные на взаимных умалчиваниях и искусственных табу. Но это еще было только начало, угрожающее впоследствии смешать старую криминальную историю пятилетней давности со множеством личных мини–трагедий, которые рисковали оказаться на поверхности. И операция по поиску истины, которую затеял этот несчастный человек, принимало оборот, который он сам не мог предвидеть. Если, конечно, речь шла о лжи, умело поддерживаемой обитателями всего городка и, по крайней мере, принимаемой его обитателями, состоящей в том, что ему одному