Запах медовых трав - Буй Хиен Страница 38

наклонившихся почти к самой воде деревьев, то и дело шурша задевали навес лодки. В кромешной тьме стоял нескончаемый комариный звон, монотонно плескалась вода под размеренными взмахами весел. Молча, сосредоточенно греб старый Тхать Нук, и убаюканная лодка, казалось, скользила куда-то в темную глубину, забирая то вправо, то влево, чтоб избежать голых сухих ветвей кустарника и корней деревьев, выступавших из воды, и тогда мне еще страшнее становилось от непомерно больших, навыкате глаз Тхать Нука, старого лодочника-камбоджийца.

Я попал, что называется, в положение человека, оседлавшего тигра. Сойти на берег или вернуться в Линькуинь — деревушку, откуда мы выехали, не было уже никакой возможности.

В Кампонгспы я наконец сбросил с себя солдатскую форму и переодетым дошел до Такео; мне необходимо было попасть в Тиньбьен, но я не рискнул выйти на шоссе и вынужден был больше месяца пробираться через джунгли, так я оказался здесь, в этом глухом краю, рядом с вьетнамо-камбоджийской границей. Не знаю, спасло ли меня какое-то чудо или непреодолимое желание жить придало мне сил, только я вынес все — голод и жажду дневных переходов и кошмарное ощущение затерянности в ночных джунглях.

Черные глянцевитые тела кобр, с вкрадчивым шуршанием скользящих в густой листве, зловонный гнилостный запах, приносимый резкими порывами ветра, которые внезапно налетают на вас среди безжизненной тишины полуденных джунглей; деревья-исполины, чьи стволы под силу обхватить разве что доброй дюжине мужчин; от покрытых наростами, скрюченных, как щупальца спрута, корней веяло такой жутью и напоминанием о растениях-людоедах, что я, втянув голову в плечи, бежал без оглядки; рык тигра в слепой черноте ночи, треск деревьев, ломаемых стадом слонов на другом, невидимом берегу ручья, вселяющие ужас пронзительные крики гиббонов, отрывистые вопли обезьян, созывающих стаю, мерцающие огоньки — глаза выслеживающего добычу зверя…

Угроза, таившаяся в девственной чаще, наполняла меня всего, от макушки до кончиков пальцев, трепетом, животным страхом, какой, наверно, тысячелетия назад испытывали наши предки в своей незащищенности перед природой; но этот страх, преследовавший меня все время моего единоборства с лесом, оказался ничтожным по сравнению с тем ужасом, который охватил меня сейчас, когда я оказался один на один с этим стариком.

— Эй, не спишь?

— Нет, нет!

Стоило мне услышать этот голос, как у меня мурашки побежали по телу. И чтобы убедить его в том, что я не собираюсь спать, я добавил:

— Как тут уснешь, когда комаров такая прорва. Да мне, собственно, и не хочется.

— Поспи хоть немного, устанешь так-то, не спавши! Забирайся в ноп[44] я его для тебя приготовил.

Ну вот, он снова пытается расставить мне силки. Если я сейчас, как последний дурак, заберусь в ноп, ему не придется даже поднимать свое здоровенное весло, чтобы огреть меня по голове; эти крепкие руки с выпирающими, как узлы канатов, бицепсами, — на них был отчетливо виден зеленоватый узор татуировки: слова заклинания, расположенные в форме башни, — внушили мне ужас еще вчера, когда я впервые встретился с Тхать Нуком в харчевне, где он пил вино. Ему ничего не стоит расправиться со мной как с котенком, для этого достаточно лишь схватить ноп и опустить его в воду.

— Хотите сигарету… — я приподнялся, открыл пачку сигарет с фильтром «Джет» — подарок вьетнамца, хозяина харчевни, и протянул Тхать Нуку.

— Кури сам, мне неохота.

Я долго щелкал зажигалкой, пока наконец не зажег сигарету. Пламя зажигалки запрыгало над кончиками моих пальцев; выхваченное из темноты широкое лицо Тхать Нука, в отблесках огня принявшее оттенок закопченной меди, его огромные, дико вытаращенные глаза, зияющий рот показались мне вдруг такими откровенно чудовищными, что я, содрогнувшись, поспешно убрал зажигалку.

— Ха-ха… А мы тут к таким штукам не привычны, мы табачок курим…

Темный свод листвы отбросил, многократно повторил и превратил эти звуки в демонический хохот, который точно гнался за мной. Я затаился, не решаясь даже затянуться посильней. Тхать Нук все так же упорно греб. Мы оба не сказали больше друг другу ни слова.

Неожиданно на дереве резко вскрикнула ящерица. «…Смотри только, чтоб Нук не узнал, что ты из сайгонской армии, он тогда тебе шею свернет, у него в прошлом году ваши солдаты всю семью вырезали. Он у нас один из лучших борцов…» Шепот хозяина харчевни еще звучал у меня в ушах. Тогда уже начинало темнеть, а мне было точно известно, что утром батальон «клыкастых черных тигров» совместно с силами Лон Нола начнет здесь карательные операции — в окрестных деревушках весь день готовились к эвакуации. Замешкаться и остаться здесь означало верный конец. Но и отправляться в путь с таким, как Тхать Нук, было страшновато.

— Ну, если у тебя дело не спешное, подожди день-два, кто-нибудь поедет в Тиньбьен, подвезет, — сказал мне тогда Тхать Нук, опуская стакан с вином на стол; от него, видно, не укрылась моя нерешительность.

«Дело твое, — снова вспомнил я слова хозяина харчевни. — Тхать Нук эти места как свои пять пальцев знает. Он уже немало лет всех наших возит. Хочешь — оставайся, а хочешь — поезжай, смотри сам».

Я подумал еще немного и решительно кивнул. Хозяин тут же, в присутствии Тхать Нука, дал мне с собой немного денег. Когда я подошел к лодке, Тхать Нук уже ждал на корме и, готовый помочь, протянул мне обе руки. Я почувствовал, как эти руки, подхватив меня, легонько прошлись по моим бокам, проверяя, не спрятан ли у меня под рубахой пистолет. Значит, я у него на подозрении. Как знать, может, какой-то дурак шепнул ему, что я тайный агент… Хорошо, что я предусмотрительно так пристроил гранату, повесив ее на нейлоновом шнурке через плечо, что одним движением мог передвинуть ее за спину, так что если бы мне даже пришлось поднять руки и дать кому-то обыскать себя, то гранату ни за что бы не обнаружили.

Лодка пошла значительно медленнее, видимо, протока здесь становилась более мелкой. Докурив сигарету, я лег и, несколько раз притворно зевнув, задышал как можно ровнее и глубже, делая вид, что сплю; я решил посмотреть, как поведет себя старик.

Продолжая неутомимо грести, Тхать Нук старался приглушить кашель. Какая-то ночная птица пронеслась с неприятным криком и чуть не задела его по лицу, сделав круг над нашей лодкой, но он и глазом не повел.

Поздняя луна давно уже взошла, но туман и дым окуривателя закрывали ее, и вдруг несколько лучей пробилось сквозь просветы в густой листве и заиграли на водной ряби у бортов лодки. Было очень тихо. Насекомые, обычно дружным хором приветствовавшие приближение ночи, сейчас уже спали,