Волжские плесы - Николай Петрович Зарембо Страница 17

Мы направились в обком партии, хотя и не рассчитывали найти там кого-нибудь в столь поздний час. Но когда открылась тяжелая дверь, задрапированная изнутри плотной материей, нас ослепил яркий свет. Обком работал. У нас проверили документы и проводили в приемную первого секретаря обкома. Нас приняли сразу же. В кабинете находились все члены бюро обкома и несколько товарищей из Москвы. Нам горячо пожали руки.

— Спасибо за мост. Не получилось у гитлеровцев. А они сейчас бесятся — под Орлом и Курском им наши войска крепко дали в зубы.

В обкоме мы узнали, что флотилия получает неожиданную задачу. Из Заволжья и Приуралья возвращают скот, эвакуированный в свое время из оккупированных врагом районов. Скота много — сотни тысяч голов. Флотилия должна организовать его переправу на правый берег. Николай Дмитриевич Сергеев — командир бригады речных кораблей, дислоцированной в Саратове, — сразу свел разговор на конкретную тему: в каких пунктах сосредоточивается скот, есть ли там причалы. Работы предстояло много. Командующий здесь же принял решение направить в пункты переправ подразделения саперов, чтобы восстановить старые и построить новые причалы и подъездные пути, оборудовать баржи, приспособив их для перевозки живого груза.

В Саратове мы простились с Сергеевым. Николай Дмитриевич спешил к себе в штаб, чтобы прикинуть, какие корабли он сможет немедленно выделить для переправы. А мы уселись в поджидавшую нас машину и поехали в Сталинград: нам сказали, что нас там ждет секретарь ЦК партии.

Сережа гнал машину на полной скорости. Но в нескольких километрах от Сталинграда дорогу нам преградил милиционер. Заявил, что объявлена воздушная тревога, и, несмотря на все наши протесты, высадил нас, а шофера заставил загнать машину в кусты и замаскировать ее.

Едва мы успели укрыться в заросшей бурьяном канаве, над нами пролетел «юнкере». Две бомбы, сброшенные им, разорвались совсем близко от нас. Поблагодарив милиционера, мы продолжили путь и поздно вечером были на «Железнодорожнике».

Утром нас вызвали в Бекетовку — пригород Сталинграда, где в то время размещался обком партии. Там встретились с секретарем ЦК партии А. А. Андреевым. Он в ту пору ведал сельским хозяйством. Андрея Андреевича интересовала переправа скота через Волгу. Внимательно выслушав наш доклад, секретарь ЦК одобрил разработанный нами план. И тут же предупредил, что это только начало. Флотилии предстоит, не ослабляя боевой деятельности, включиться в народнохозяйственные перевозки, которые будут постепенно нарастать.

Десятки наших кораблей принялись за непривычное дело. На огромные баржи загонялись стада коров, отары овец. Потом корабли впрягались в эти баржи, тащили их к правому берегу. Шумные беспокойные «пассажиры» высаживались на сушу. Колхозницы хворостинами гнали их по крутому откосу, и стада в облаках пыли живой рекой текли на запад.

Июль и начало августа были для нас самыми тяжелыми. Грандиозное сражение, разыгравшееся на Курской дуге, потребовало напряжения всех сил народа. «Больше, больше топлива!», «Ускорьте перевозки!» — взывали телеграммы с фронтов и из центра. Чтобы выполнить этот приказ, мы решились на рискованный шаг. Канонерские лодки и другие мощные корабли, сопровождавшие караваны, стали использовать в качестве буксиров. Они, как и другие суда, тянули за собой нефтеналивные баржи. В случае нападения авиации корабли отдавали буксиры, получив свободу маневра, отбивали вражеские самолеты, а потом снова впрягались в лямку.

Понимая роль Волги в снабжении советских войск, перешедших в решительное наступление, гитлеровцы бросали все, что могли наскрести, для ударов по этой водной артерии. Тишину волжских плесов то и дело нарушал грохот зениток и взрывов бомб.

Все, кто в это время работал на просторах великой реки, — как военные, так и гражданские,— глубоко сознавали свою ответственность перед страной, перед фронтом. И не случайно именно в эти дни на флотилии необычайно усилился поток заявлений с просьбой принять в партию.

Вместе с членами партийной комиссии направляемся к катерникам-гвардейцам. Мы часто практикуем рассмотрение вопроса о приеме в партию непосредственно на кораблях, занятых тралением или сопровождением караванов.

Полуглиссер поравнялся с развалинами на окраине Сталинграда. Старший лейтенант Ми-хайл Михайлович Варнин показывает на полуразрушенное здание:

— Вот откуда нам семафорил Евгений Бабошин.

Я уже слышал эту историю. Группа наших разведчиков была высажена во вражеский тыл. Моряки собрали сведения, интересующие командование, но на обратном пути оказались отрезанными от берега. Вражеское кольцо сжималось. Выхода не было. И тогда лейтенант Евгений Александрович Бабошин поднялся на крышу дома и под ливнем пуль долго размахивал двумя бескозырками, пока не передал семафором результаты разведки. Последние движения его были очень медленными: раненый лейтенант истекал кровью.

Разведданные были приняты на кораблях и доложены в штаб. Они оказались очень ценными.

Матросы укрыли своего командира, перевязали ему раны. Бой длился весь день. Ночью разведчики вырвались из кольца. Бережно неся на руках раненого лейтенанта, они вышли к берегу, где их ждал катер.

— Вот вам мера ответственности коммуниста, — задумчиво проговорил Варнин. И оживился: — А вы знаете, Бабошин прислал письмо из госпиталя. Подлечили его, мечтает снова вернуться на флотилию.

...В уютном кубрике гвардейского бронекатера заседает партийная комиссия. Секретарь ее, капитан 1 ранга Гуренков, зачитывает заявление комсомольца Модова:

«В дни, когда на полях сражений решается вопрос быть или не быть нашему народу свободным, я не мыслю себя вне рядов Коммунистической партии. Прошу принять меня в партию Ленина. Желаю всем своим существом вместе с коммунистами мужественно и храбро защищать нашу Родину».

Рулевой Модов уже не раз отличался в боях. Командир корабля и парторг с похвалой отзываются о нем. Мнение единодушное: «Достоин». Парткомиссия утверждает решение партийного собрания — принять комсомольца Л. Л. Модова кандидатом в члены партии.

Следующее — заявление комсомольца А. П. Гурьева:

«Наш тральщик открыл боевой счет. Мы гордимся, что делом оправдываем доверие народа. Но нам, советским воинам, надо сделать еще очень многое для того, чтобы разгромить врага, стереть фашизм с лица земли. Я сознаю ответственность, которую возлагает звание коммуниста. Даю слово, что буду воевать еще лучше — это мой долг перед народом».

Старшину 2-й статьи Афанасия Гурьева просят рассказать о себе. Биография его пока очень короткая. Окончил фабзауч, работал слесарем на заводе, а потом война. О его службе красноречиво говорит только что врученная ему медаль «За боевые заслуги».

«Достоин», — решает партийная комиссия.

Кажется, привычное для политработника дело. И