Восемь лет с «Вагнером». Тени войны - Кирилл Андреевич Романовский Страница 11

всем — то к РПГ выстрелы подносил, то «Утес» перетаскивал… Такой братишка на подхвате. На тот момент именно в этом штурме я был везде, помогал ребятам. Многие сходили с тепловыми ударами, и приходилось помогать. В любом случае у нас в Компании есть правило: относиться к сослуживцам не просто как к боевым товарищам, а как к братьям. И вот сейчас я, как командир взвода, воспитываю людей таким образом, чтобы они понимали: без взаимопомощи никак. У нас такая работа, что мы должны максимально доверять друг другу и относиться друг к другу со всем уважением, которое мы можем иметь. У нас во взводе практически не бывает каких-то скандалов, ругани.

Спорные вопросы мы выносим на обсуждение, мы не скрываем друг от друга ничего. Есть во взводе ребята, которые работают давно, есть разные ребята, которые приходят, и есть определенные правила, которых мы придерживаемся. Если мы не находим какой-то выход из ситуации, мы собираемся все вместе и начинаем просто обсуждать все в коллективе. И все обсуждения не проходят бесследно. Я стараюсь каждую беседу провести в общему итогу, чтобы каждый человек понимал, какая проблема может существовать, какие могут быть последствия. Чтобы не было в будущем таких проблем. Чтобы люди не натыкались на одни и те же грабли, чтобы по одной и той же позиции не объяснять 100 раз людям.

Вообще на войне нельзя спорить, потому что спор приводит к разладу, это трата времени. Нельзя ни с командиром спорить, ни со старшим, который есть. Можно обсуждать, но явно не во время боя. Во время боя можно обсуждать только, с какой стороны стоит подойти, как правильно действовать. Когда начинается спор во время боя, то это все, это не команда, это неправильно, и операция успешно не пройдет, это точно.

— Почему люди снова возвращаются на войну?

— Мне всегда хотелось попасть на войну, я с детства мечтал об этом, и вот достиг какой-то цели и понял, что могу. Я переборол себя, я к этому шел очень долго, много занимался, тренировался, изучал разные виды боев, разную военную литературу. Для себя на данный момент я достиг всего, чего хотел. Да, естественно, есть денежный вопрос, это один из моментов. Это работа. А другой момент — эта работа мне нравится. Я люблю эту работу и возвращаюсь сюда не потому, что у меня закончились деньги, а потому что мне нравится эта работа. Я умею это делать, я справляюсь с ней хорошо, и мне здесь комфортно.

Но скажу так: очень мало женщин, которые могут дождаться своего любимого человека, и со временем я понимаю, что фортуна не может быть постоянной. И я вот как раз сейчас веду философию свою к тому, чтобы сменить сферу деятельности. Для того, чтобы быть с семьей. Для себя я открыл уже много всего, что хотел. Я знаю, что такое страх, я знаю, что такое война, я знаю, что такое управление людьми, знаю психологию людей. Здесь очень большая текучка, и приходится с разными людьми работать, и для себя я познал многое. И сейчас мне хотелось бы открыть какие-то новые параметры жизни. И так уже отец, и так уже семья есть, мне просто хочется уделять больше времени семье, начать вести новый образ жизни.

Да, понимаю, ребята очень часто уходят, говорят, мол, все, это крайняя командировка. А потом спустя время возвращаются, потому что это легкая наркомания, в которой ты постоянно испытываешь стресс, выброс адреналина, это некий экстрим. Я вот себя называю экстремалом. Это экстремальный вид трудовой деятельности. Это так же, как бурильщики, у них же тоже опасная работа.

Есть много людей, которые работают в разных сферах, и у них тоже есть своя статистика, где они погибают, но, естественно, это не война. Но работа есть работа, и везде есть свои нюансы. В той работе очень сложно просто взять и переквалифицироваться в другое русло. Люди скорее себя не находят и поэтому возвращаются. И, естественно, есть привычка. Например, когда человек курит, и ему сложно бросить. Это привычка, и эта работа тоже постепенно входит в привычку.

И еще почему люди возвращаются, я тоже предполагаю и задумываюсь об этом. Здесь есть некое братство. Это совершенно не гражданская жизнь, тут ведется совершенно другой образ жизни. Ты с ребятами постоянно в близком контакте, общаешься с ними. Эти ребята становятся братьями, вы навсегда уже становитесь какой-то частью в жизни. И это невозможно забыть. Все время хочется возвращаться в эту жизнь, и человек уже по привычке хочет еще раз ощутить эти эмоции. Все же ощущения, когда ты доходишь, выполняешь задачу, они приятные. В этом есть свой определенный кайф, в этом есть определенные моменты, из-за которых люди возвращаются обратно.

Отдельно про марш колонны

— Если в колонне ехать, большинство людей предпочитают оставаться на броне. Почему? Потому что есть чувство опасности, чувство страха, что в тебя может прилететь ракета. И, соответственно, если это будет ПТУР[33], то людям, которые находятся снаружи машины, будет намного более безопасно. Они считают, что прилетит ракета, они от машины отлетят, их внутри не разорвет, осколками не покрошит, и люди по привычке хотят садиться сверху. Вообще у нас многие люди предпочитают не ездить внутри брони. Это страх, в первую очередь, того, что машина может подорваться, и все сидящие внутри могут сразу погибнуть.

Ну и, соответственно, все зависит от той техники, на которой ты передвигаешься. Если у нас используют «Дозоры»[34], машину КамАЗ, которую собирают на заводе, она очень хорошо бронирована. Она маневренная, у нее короткая база, и она может быстро совершить любой маневр, куда-то съехать, слезть, залезть, заехать. С фронтальной части она держит даже, говорят, ЗУшку, КПВТ[35], крупный калибр, в такой броне люди спокойно могут передвигаться и внутри. Люди наслышаны, видели, знают, что броня хорошая. Но та броня, которая сейчас у нас — «Щуки» или «Чеканы»[36], — она, конечно, слабенькая. Пулевые выстрелы, стрелкотню они, конечно, держат, 7,62, а вот крупный калибр будет уже, скажем так, посложнее.

Ну и потом, когда ты сидишь на броне, тебе становится понятно, с какой стороны ведется огонь, и ты можешь быстро спешиться. Это в