Эмпузион - Ольга Токарчук Страница 56

Одним из долгожданных развлечений должен был стать поход не слишком отдаленный придорожный трактир над прудом, где в это время года подавали особенное блюдо, которое нигде за пределами Гёрберсдорфа попробовать было невозможно. Группы лечащихся резервировали там столики, а поскольку трактир был небольшим, проходилось подождать. В методике Бремера существенным значением было то, чтобы возврат к здоровью осуществлялся гармонично, в результате приятной и благоприятной жизни.

В предпоследнюю субботу октября к вечеру туда выбрались все, к сожалению, без Тило, который, собственно, уже и не вставал. Шли пешком, потому что до пруда было недалеко – все жадно ожидали новых впечатлений, всем было весело от почти что морозного воздуха, который превращал их дыхание в громадные тучи пара, четко обозначая их присутствие. Впереди Опитц освещал дорогу карбидным фонарем, который давал неприятный серый свет, а поход замыкал Раймунд с обычной керосиновой лампой. На небе всем управлял уже хорошенько надкусанный месяц, какой-то холодный и неприязненный, наверное, потому что быстрые облачка то закрывали, то открывали его лицо. Перед выходом все для аппетита выпили по рюмочке Schwärmerei, и теперь Войнич, поскольку от наливки в этот раз не отказался, уже распознавал ее действие: приятное затуманивание мыслей, декаданс будничного внимания – состояние, настолько приятное, что лишало привычных страхов, а те страхи, которые она прибавляла, представлялись фантастическими и не стоящими внимания.

Войнич, собственно, и не знал, как это случилось, и кто начал, только беседа мужчин свернула на его личность. Похоже, что тему подбросил Лукас. Над Войничем подсмеивались, что на прогулочных аллеях он выглядывает женщин, а особенно его интересует Большая Шляпа. Войнич покраснел. Хорошо еще, что уже было темно, и никто ничего не заметил. Мечислав чувствовал неудобство с тем, что о нем говорят, к тому же ему приписывали нечто такое, чего он не чувствовал, хотя, собственно, хотел бы почувствовать. Ну да, говорили об отсутствии в нем, о каком-то пустом пространстве, которое еще только должно было заполнить его жизнь. Так что, возможно, эта наполненная грубоватым смехом беседа была ему на руку.

- Женщины всегда не в ладах с законом, - говорил Лукас. – Если бы нашвьюнош только попробовал, всеуже бы кончилось. Он наверняка бы думал, что у них имеется какое-то чувство вины, какие-то принципы… Наверняка, о бы страшно разочаровался, но, возможно, это уже произошло? Нет там ничего, никакой глубины.

Он радостно рассмеялся, словно бы открыл истину.

- Да, да, - сказал Опитц, - нет в женщинах никакой глубины. Так что, герр Войнич, вы поосторожней. Наверняка та красотка уже загнула на тебя пароль. И пускай тебя не обманывает, что это славянка. Они ведь до сих пор язычницы.

На эти слова отозвался герр Август, как всегда найдя на все какую-нибудь поэтическую цитату. Идя за всеми ними, перед самым Раймундом, лампа которого освещала Августа сзади, он выглядел весьма таинственно; его пушистые кудрявые волосы казались чем-то вроде нимба:

О, для чего Господь, Создатель мудрый,

Велевший, чтобы жили в Небесах

Одни лишь духи мужеского пола,

Такую новость на Земле устроил,

Природы обольстительный порок,

Не создал здесь одних мужчин, без женщин,

И способа иного не нашел

Производить людей!27 

Они как раз прошли мимо двух женщин в капюшонах на головах, которые уступили им дорогу. Наверняка, какие-то служащие или кухарки из одного из пансионатов. Когда мужчины прошли еще с десяток метров, Август отозвался снова:

- Возможно, что мы находимся некоей северной Фессалии, и все женщины здесь – колдуньи.

- Наверняка, то те две жабы, что вечно сидят перед домом, как же их там, фрау Брехт и фрау… - забыл, - произнес Лукас себе под нос, но настолько громко, что Войнич спонтанно отреагировал, желая наконец-то включиться в этот хор мужских голосов:

- Вот кто колдунья, так это точно Сидония Патек. Я ее боюсь.

- Э нет, прошу прощения, ее в это вообще не мешайте, потому что она вовсе не женщина. К тому же, она на нашей стороне. Впрочем, когда она делает мне укол, я обнажаю задницу без какого-либо стыда. Говорю вам: она вовсе не женщина, - смеялся Лукас.

- За нарушение режима доктора должны наказывать небольшим têtê-à-têtê с Сидонией Патек, - бросил герр Август со злорадной усмешкой на лице.

Лукас скривился.

- Я бы, наверное, согласился заниматься этим с козой, чем с тем страшилищем.

- Да в ней столько же очарования, как в огородном чучеле, - присоединился Опитц.

Неожиданно спереди отозвался молчавший до сих пор Фроммер:

- А мнеона напоминает зайца, вывешенного на мороз, чтобы мясо стало помягче.

Войнича данный персонаж по-настоящему пугал. И дело было даже не в некоей красоте, а точнее – в ее отсутствии, но о мертвенном лице, на котором никогда не рисовались какие-либо эмоции, и молчаливости. Медсестра всегда отвечала односложно и никогда не смотрела на собеседника. Ее взгляд всегда был направлен куда-то влево и вниз, а ее очки в черепаховой оправе были цвета грязной воды. Белая униформа, халат, застегиваемый со спины и перепоясанный ремешком с прицепленным к нему пучком ключей, лишали ее каких-либо особенностей. Она была функционером лечебного заведения, агентом курхауса. Войнич как-то видел, как она делает какому-то несчастному укол – склонившись над лежащим на животе и сведенным к своей ягодице. Для Мечислава она ассоциировалась с хищной гарпией, что склоняется над куском сочного мяса, чтобы прямо сейчас погрузить в нем клюв и разорвать плоть на клочки.

- Духовное общение с женщинами я выношу только в небольших дозах. Даже если девушка не столь ограничена, как суфражистка, и так же лишена вкуса, как так называемая артистка, - Лукас завершил данную тему ловким синтезом.

Обкусанная Луна полностью спряталась за темной кашей мокрых осенних туч.

- Та старинная история, которую я вам рассказывал, про женщин, которые сбежали в горы… Вроде бы как некоторые из них оставили детей и мужей и заботились о них издали каким-то волшебным образом, так же подбрасывая им под двери еду или лекарства, - отозвался Фроммер. – Они до сих пор живут в лесу, но абсолютно одичали, нападают на углежогов и случайных мужчин.

Лукас расхохотался, но тут же его смех сменился приступом кашля. Он приостановился.

- Эта болезнь древняя, но только лишь недавно названная – что женщин без мужчин страдают от истерии, - произнес он, оттирая рот платком, который в темноте выглядел серым. – Доктор Семпервайс исследует эту хворь. Не успокоенное сексуальное влечение превращает женщин в сумасшедших.

- Как это: до сих пор живут? – осознанно спросил Войнич, возвращаясь к предыдущему высказыванию Фроммера.

- Именно в это и верят селяне. Что те