Время таяния снегов - Рытхэу Юрий Сергеевич Страница 34

Вдруг до слуха Ринтына донесся скрип шагов по сухому снегу. Взобравшись на торос, Ринтын узнал Рычыпа. Старик бежал мелкой рысцой и, видимо, утомился. Заметив Ринтына, он что-то прокричал и помахал руками по направлению к Ченлюквину. "Уж не гонится ли за ним умка?" — с ужасом подумал Ринтын.

— Рьэв! Рьэв! — разобрал, наконец, он слова Рычыпа.

"Старик сошел с ума! — пронеслось в мозгу Ринтына. — Вообразил, что за ним гонится кит!"

— Там кит! — выкрикнул Рычып, подбегая к мальчику. — Прямо вмерз в лед! Скорее надо сообщить в стойбище!

Старый Рычып, не замедляя бега, сделал знак рукой Ринтыну, чтобы тот следовал за ним.

Заметив дремавшего возле магазина Культына, Рычып громко закричал:

— А ну, вставай сейчас же! Беги скорее и скажи всем, что Рычып нашел такое большое счастье, какое тебе и не снилось! Я нашел вмерзшего в лед кита!

Пока запрягали в стойбище собак, готовили нарты, приводили в готовность убранные на зиму специальные ножи для разделки китовой туши, рассвело и взошло солнце.

Василий Львович, посовещавшись с учителями, отменил занятия в старших классах, начиная с пятого.

Ринтыну вместе со своими товарищами-пятиклассниками пришлось добираться до кита пешком. С ними отправились и свободные от уроков учителя.

— Вот теперь старый Рычып разбогатеет! — сказал Калькерхин, когда вдали среди торосов показались копошащиеся возле кита люди.

— Почему только он? — спросил учитель математики Максим Григорьевич. Всему колхозу прибыль.

— Нет, — разъяснил Ринтын, — по нашему закону выброшенное морем принадлежит тому, кто первый его обнаружил.

Кита еще не начали разделывать. Рычып, важный и довольный, ходил между нарт и громко распоряжался, чтобы собак отвели подальше. Когда упряжки были привязаны и охотники готовились приступить к разделке, Рычып поднял руку, как на собрании, и, когда толпа затихла, сказал:

— Слушайте меня! Прежде чем начать разделывать кита, я должен был принести жертву Вечноскорбящей. Но случилось так, что я позабыл об этом. Да не обидятся на меня охотники. За всю свою долгую жизнь мне впервые выпала такая удача, и я немножко растерялся. Вы все знаете, что счастье принадлежит тому, к кому оно пришло. Но теперь у нас жизнь идет по другим, новым законам. Вот этот большой кит, по древнему закону, принадлежит мне, но я возьму от него не все, а только то, что мне нужно.

Старый Рычып замолчал и усиленно заморгал. Высморкавшись и прокашлявшись, он сказал:

— Неопытный я говорун. Татро, ты бы хоть мне помог! Запутался я в словах, как рыба в сети. Сделаем так. Кит этот велик. Я старый человек, мало охотился и мало давал в фонд обороны. Пусть половина всего вытопленного жира от этого кита пойдет в фонд обороны. Вы только послушайте… — Старик скинул малахай и поднял лицо к небу, прислушиваясь.

Едва различимые в голубой вышине, шли самолеты на запад.

— Слышите? — Рычып повернулся к слушателям. — Эти самолеты куплены нашим правительством у американских капиталистов. Пусть у нашей армии будет больше самолетов, пусть деньги, вырученные от продажи китового жира, пойдут на производство наших самолетов, и пусть небо над фашистами так загудит от самолетов, что враги не будут знать покоя ни днем, ни ночью. Пусть будет так!

— Верно! — закричали охотники. — Пусть будет так!

— А теперь, — едва сдерживая волнение, вызванное собственной речью, сказал Рычып, — начинайте разделку.

Рычып отошел в сторону и сосредоточенно принялся набивать трубку.

— Какой мудрый старик! — с восхищением заметил Максим Григорьевич.

— Я тоже немножко коммунист, — сказал Рычып, от которого не ускользнуло замечание учителя.

— Ты, наверное, хотел сказать — беспартийный коммунист, — поправил его Василий Львович.

— Нет, я немножко партийный коммунист, — сказал Рычып.

До позднего вечера продолжалась разделка кита. От стойбища до кита и от кита до стойбища сновали собачьи упряжки с предельно загруженными нартами. До наступления темноты все, до чего могли дотянуться разделочные ножи, было срезано с кита. Над льдом возвышались оголенные огромные ребра, напоминающие издали недостроенную ярангу великана.

Ринтын уходил последним. Вместе с товарищами он медленно шел за едва тащившейся, тяжело нагруженной нартой. Под скалами в сгущающихся сумерках они заметили человека, в молчании стоявшего лицом к Вечноскорбящей. Подъезжая ближе, они узнали старого Рычыпа.

— Пошли с нами, Рычып! — крикнул Ринтын.

— Поезжайте, поезжайте, — смущенно сказал старик, — я вас догоню.

Мясные ямы Улака не вместили даже половины всего китового жира. Нужно было копать новые ямы, но люди устали, и Татро разрешил отложить работу до следующего дня, распорядившись выставить караульщиков для охраны китового добра от собак.

Когда взошла луна, то в одной, то в другой яранге послышались песни.

В магазин было не протолкаться. По случаю удачного дня Журин распорядился открыть продажу спирта.

Наум Соломонович, стоя за прилавком, мерил мензуркой спирт, едва успевая разливать его в протягиваемые со всех сторон бутылки.

Изрядно захмелевший Евъенто с резиновым шлангом в руках пристроился возле большой бочки со спиртом. На его обязанности лежало пополнять жестяной бак, цедя спирт с помощью шланга.

Посреди улицы стоял Кукы и останавливал прохожих, прося их послушать русскую песню, выученную им:

Жена уговаривала его пойти домой, а Кукы смеялся, обнимал жену и снова пел:

Дядя Кмоль не выпил ни капли. Он чинил разбитые нарты и, прислушиваясь к пьяным голосам на улице, ворчал себе под нос:

— Как дети маленькие! И что хорошего в этом спирте? И Журин тоже хорош! Нашел время продавать зелье свое!

43

Рано утром Татро пришел в ярангу дяди Кмоля. Он был злой и мрачный.

— Что случилось? — спросил дядя Кмоль.

— Этого Журина судить надо! — сердито сказал Татро и вынул изо рта табачную жвачку. — Всех караульщиков подпоил, и собаки пожрали китовый жир.

— Много съели? — с беспокойством спросил дядя Кмоль.

— Не так уж много, но дело не в этом. А что было бы, если бы собаки были голодные? Сегодня же надо собрать общее колхозное собрание и вызвать Журина.

Собрание состоялось в колхозном клубе. Первым взял слово Татро. Сначала он говорил спокойно, рассказывая об успехах Советской Армии на фронте.

— А что мы делали этой ночью? — Голос Татро задрожал. — Пьянствовали! Может, где-нибудь в окопе в это время умирал наш раненый боец, а мы веселились и орали песни! Дали собакам пожрать жир, который должен пойти в фонд обороны! Стыдитесь! Товарищ Журин, идите сюда к столу и расскажите людям, почему вы вчера продавали спирт. Идите, идите!

Журин, ни на кого не глядя, прошел к столу и повернулся лицом к собравшимся.

— Товарищи! — начал он. — Прежде чем приступить к объяснению своих действий, разрешите мне вам напомнить, что моя деятельность может подвергаться проверке лишь со стороны вышестоящих организаций. Продажа спирта населению не является преступлением и не карается законом. Вы сами знаете, что спирт я никому не навязывал. Продажа производилась исключительно по принципу добровольности: кто хотел, тот и брал. Люди вы все взрослые, не дети.

— А вы знаете, что окрисполком рекомендует ограничение продажи алкоголя? — спросил с места начальник полярной станции Гуковский.

— У меня нет на этот счет письменных указаний, — холодно ответил Журин. — Я повторяю, мои действия подконтрольны лишь вышестоящим организациям.

— И народу! — снова крикнул с места Гуковский.