Биг-Сур - Джек Керуак Страница 25

для некоторых неглубоких личностей» – Обращаю бурное внимание на пару неизвестных поэтов конца века – Тео Марциалса и Генри Гарланда – Вздремнув после ужина, вижу военно-морской сон: судно стоит на якоре недалеко от театра военных действий, у острова, но все лениво и сонно, и двое матросов с собакой и удочками идут по тропинке спокойно заняться любовью в кустах; капитан и вся команда в курсе что они голубые, но вместо гнева ленивое восхищение столь преданной любовью; другой матрос следит за ними в бинокль с полуюта; вроде бы идет война, но ничего не происходит, просто стирка…

Просыпаюсь из этого дурацкого но полного странной прелести сна повеселевшим и бодрым – А еще у нас теперь звезды каждую ночь, так что я сажусь в старый шезлонг на крыльце и закинув голову наблюдаю всю эту неразбериху, звездозапятнанный небосвод, все звезды плачущие счастливой печалью, все эти пенки и сливки млечных аллей световых лет древних как Дэйм Мэй Уитти и холмы —

Я совершаю прогулку в сторону горы Мьен Мо в лунном свете августовской ночи, вижу как гордые туманные горы вздымают горизонт и словно говорят: «Не терзай свое сознание бесконечными думами», и я сажусь на песок и смотрю внутрь себя и снова вижу их, розы нерожденного – Поразительно, всего за несколько часов такая перемена – У меня хватает физических сил вернуться к морю, внезапно осознав, какая прекрасная восточная шелкография получилась бы из моего каньона, как все эти свитки, берешь за край и медленно разворачиваешь, и постепенно разворачивается перед тобой долина с внезапными обрывами, внезапными бодхисаттвами сидящими в уединении своих освещенных лампами хижин, внезапными ручьями, скалами, деревьями, и вдруг белый песок, вдруг море, выходишь в море и тут свиток кончается – И все эти туманно-розовые темнОты разных оттенков и ускользающие тени передающие эфемерность ночи – Один длинный свиток, развернувшийся от изгороди ранчо на туманном холме, минуя лунные луга и даже стог сена у ручья, вниз по тропе ручей сужается, и далее в тайну О МОРЯ – так изучаю я свиток долины, а сам напеваю: «Человек смешной зверек, занятой такой зверек, в его мыслях пустота, что не стОит ни черта».

Более того, вернувшись в хижину сварить какао на сон грядущий, я даже исполняю «Sweet Sixteen», ангельским образом (уж слава Богу получше чем Рон Блейк), и тут как тут воспоминания: мама с папой, старое пианино в Массачусетсе, ночное летнее пение – Так я и засыпаю на крыльце под звездами, и на рассвете переворачиваюсь на другой бок с блаженной улыбкой от того что совы перекликаются с одного мертвого дерева на другое, через всю долину: у-ху, у-ху.

Так что может быть, прав Миларепа: «Пусть вы, юноши нового поколения, обитаете в городах, наводненных превратностями судьбы, связь с истиной все равно сохраняется» – (и это сказано в 890 году!) – «Пребывая в уединении, не помышляйте о развлечениях города… Обратите ум свой вовнутрь, там отыщете путь… Богатство, что нашел я – неисчерпаемое Священное Имущество… Товарищ, которого обрел я – благословение вечной Пустоты… Здесь, в месте, именуемом Йолмо Таг Пуг Сендж Дзон, тигрица дрожащим рыком напоминает мне о жалких детенышах своих, играющих столь резво… Словно безумец, не питаю я ни притязаний, ни надежд… Истинную правду говорю я вам… Вот безумные слова мои… О вы, бесчисленные материнские существа, силой воображаемой судьбы видите вы мириады видений и испытываете бесконечные эмоции… Я улыбаюсь…

Для йога все чудесно и великолепно! В блаженно-спокойном небесном уединении моем порой я слышу звуки, и все они дружественны… В таком прекрасном месте, в одиночестве, я, Миларепа, счастливо пребываю, медитируя на освещающем пустоту сознании – Чем больше Падений и Взлетов, тем больше моя Радость – Чем больше страх, тем больше мое счастье…»

23

Но наутро (да и я не Миларепа, который умел сидеть голый в снегу, и как-то раз его видели летающим) возвращается Рон Блейк с Пэтом МакЛиром и его женой-красоткой и ей-Богу с пятилетней дочуркой, и до чего приятно смотреть как она скачет по лугу собирая цветочки, и весь этот измученный человеческий каньон для нее – новорожденное утро прекрасного первобытно-райского сада – Утречко и впрямь неплохое – Снаружи туман, и мы с Пэтом закрываем ставни и разжигаем печку и лампу, сидим и пьем привезенную им бутылку беседуя о литературе и поэзии, а его жена слушает, время от времени встает согреть еще чаю или кофе или выходит поиграть с Роном и малышкой – Мы с Пэтом не на шутку разговорились, и я чувствую тот одинокий трепет в груди, который всегда предупреждает: На самом деле ты любишь людей и рад приезду Пэта.

Из всех известных мне мужиков Пэт едва ли не самый привлекательный – Странно, что в предисловии к книжке своих стихов он заявил что его герои – Джин Харлоу, Артюр Рембо и Билли Кид, в то время как он сам достаточно хорош собой чтобы сыграть Билли Кида в кино, тот самый статный черноволосый слегка узкоглазый тип, каким представляешь себе легендарного Билли Кида (в отличие от реально жившего Уильяма Бонни, который говорят был прыщавый урод и кретин).

И вот мы пускаемся в нескончаемое обсуждение всего на свете в уютном полумраке, в теплых красных бликах очага, я шутки ради все равно в темных очках, Пэт говорит: «Знаешь, Джек, мне никогда не удавалось с тобой поговорить, ни вчера, ни в прошлом году, ни даже десять лет назад когда мы познакомились, помню я даже перепугался, когда вы с Поумрэем как-то ночью влетели ко мне с косяками, вы были похожи на автоугонщиков или грабителей – И знаешь, многое из этой глумливой дряни которую про нас пишут, про сан-францисскую поэзию или про битников, появляется из-за того, что многие из нас НЕ ПОХОЖИ на писателей или там интеллигенцию, вы с Поумрэем, должен сказать, выглядите довольно-таки страшно, я тоже не особо соответствую» – «Да ладно, тебе-то прямая дорога в Голливуд на роль Билли Кида» – «Можно лучше на роль Рембо?» – «Если хочешь сыграй Джина Харлоу» – «На самом деле очень хотелось бы напечатать “Темно-коричневую” в Париже, между прочим если бы ты согласился черкнуть пару строк в “Галлимар” или “Жиродиа” это помогло бы» – «Да не знаю даже» – «А вот ты знаешь, когда я прочитал твои стихи, “Блюз Мехико-сити”, меня это просто перевернуло, я стал писать совершенно по-новому, прямо просветление снизошло» – «Но это совершенно другое чем у тебя, вообще даже не