Монстросити. Панктаун - Джеффри Томас Страница 20

* * *

Торговца оружием звали Рабаль, и он был калианцем. Меня отправила к нему банда двенадцатилетних уличных подростков, которых я расспрашивал о том, где бы мне купить оружие (решил, что они могут об этом знать, поскольку парочка из них открыто носила пистолеты в кобурах).

Пацаны направили меня в библиотеку субтауна, в нескольких кварталах от улицы Морфа «Б», на улице Обсидиан «Б». Если Рабаля не было в его фургоне на пустыре за библиотекой, он мог сидеть, как это часто случалось, в читальном зале калианцев. Мне было велено искать золотой ховерван или «толстого калианца в красной пижаме». Я дал мальчишкам на всех банкноту в десять мунитов.

– И это все? – рявкнул один, как я надеялся, с притворным возмущением и хлопнул рукой по пистолету в кобуре.

Я пошутил, меняя тему:

– У Рабаля покупаешь? У него хороший товар?

– Убить может, – ответил пацан, пожимая плечами.

Я прошел несколько кварталов до подземной версии улицы Обсидиан. Библиотека субтауна была небольшим трехэтажным зданием с крышей, сложенной из блоков бледно-зеленоватого мрамора с блестящими золотыми прожилками. Она располагалась в районе, где жили преимущественно калианцы. Я мог судить об этом не только по тому, как много их тут суетилось, но и по запахам еды (я любил калианскую кухню) и музыке, доносившейся из открытых окон и проезжающих машин (она мне тоже нравилась). Неудивительно, что в библиотеке выделили место для их читального зала. В этой части субтауна было очень жарко и душно, и я не знал, дело в неисправности климат-контроля или погода здесь была приспособлена к вкусам калианского большинства.

Почти все калианцы, которых я видел, – мужчины и женщины – носили тюрбаны, которые могли быть гладкими или шероховатыми, плотно прилегающими к голове, собранными в высокие конусы или свернутыми в выпуклые шары. Тюрбаны всегда были синими. Какими угодно – от светло-голубого до глубокого индиго, но только синих тонов. Одежда варьировалась от деловых костюмов до свободных, похожих на пижамы одеяний и халатов (женщины, которых я замечал, всегда были в халатах с длинными рукавами), предпочтительным цветом оставался золотистый металлик. Даже костюмы из красного или зеленого шелка, как правило, были щедро расшиты золотой нитью. И по одежде, и по внешности калианцы были очень красивой расой. Глянцево-серая (от светлого до угольно-черного оттенка) кожа, губы часто довольно полные, раскосый разрез глаз. Сами глаза, не имевшие белков, были полностью черными, как вулканическое стекло.

Я обогнул библиотеку и направился к огороженному пустырю позади; из трещин в покрытии росли стебли хрупкого сорняка-альбиноса. Тут и там стояли припаркованные машины, хотя половина из них представляла собой ободранные остовы. Мне показалось, что из одной раздается детский плач, я даже направился в ту сторону, подумав, что бросили младенца, но услышал тихий женский голос, поэтому отвернул к золотистому ховервану.

Постучав в раздвижную дверь и подождав минуту-другую, я решил заглянуть в библиотеку.

Там было ничуть не прохладнее. Как со всеми подземными зданиями, мне казалось, что я вхожу в помещение внутри еще большего помещения. И я полагал, что это ощущение пройдет, стоит только акклиматизироваться. Я снял темные очки.

Читальный зал калианцев был не очень большим: четыре продолговатых стола в центре и по маленькому столику в конце каждого ряда книжных стеллажей. Затхлый запах старых фолиантов напомнил о доме мистера Голуба, этот аромат я когда-то любил, но теперь он приобрел неприятный оттенок. На каждом столе стояли компьютеры. Я почувствовал себя лучше оттого, что здесь были еще двое не-калианцев, хотя они походили на студентов колледжа, а я – на парня, который хотел купить оружие.

Выбрав наугад книгу (как оказалось, детскую книжку о родном мире с картинками), я встал у начала прохода, раскрыл ее и поверх оглядел окружавших меня калианцев. Один мужчина читал местную газету. Двое других играли в какую-то игру, вроде домино, но с тонкими желтыми палочками. С мрачной продуманностью они выстраивали между собой замысловатый геометрический узор, будто не развлекались, а определяли судьбу Вселенной.

Однако мое внимание скоро привлекла молодая женщина-калианка, в уединении сидевшая в конце одного из центральных столов. Меня зацепило то, что на ней не было тюрбана.

Оказалось, волосы калианцев такие же черные, как и глаза. У этой девушки они спадали ниже лопаток, были густыми и волнистыми, с пробором посередине головы. И походили на темный плащ с капюшоном. Обрамляли высокий гладкий лоб. Серая кожа девушки была бледной и бесцветной, как пепел.

Я знал, что по традиции калианским женщинам не разрешалось открывать волосы на публике. Кажется, за такое женщин могли забить камнями или плеснуть в лицо кислотой. Их волосы предназначались только для глаз мужа, поскольку были манящим, искушающим переплетением похоти и воплощенного зла.

Итак, среди нас была современная девушка. Интересно, мужчины за другими столиками поглядывали на нее с убийственным презрением или тайной жаждой? И с тем, и с другим, я уверен.

Она была очень, очень хорошенькой. У нее имелся тот юношеский жирок, который я находил привлекательным. Можно было предположить, что ей что-то около двадцати лет. Сжатые губы девушки чуть изгибались в безотчетной улыбке, пока их хозяйка просматривала открытую перед ней массивную книгу. Эти губы были очень полными – верхняя, выгнутая луком, возможно, чуть полнее нижней – и темнее, чем кожа ее нежного лица. И глаза, миндалевидные, блестящие черные глаза. А черные брови, хотя и не были излишне густыми, сходились в одну непрерывную линию над переносицей, что на миг напомнило мне о художнице древней Земли Фриде Кало. Традиционно калианские мужчины и женщины сбривали брови в этой точке, чтобы разделить их. Итак, у нас, возможно, еще один вызывающий жест.

Но у девушки все же было одно очевиднейшее клеймо конформизма – ритуальные шрамы, которые просто обязана получить каждая калианская женщина в тот день, когда у нее начались первые месячные. Шрамы, как мне казалось, мало отличались друг от друга, по крайней мере, на мой нетренированный взгляд. Они были только на лице. Три линии начинались чуть выше середины единственной брови девушки и расходились веером по лбу, напоминая трезубую вилку. Они выглядели почти как преувеличенные морщины от напряжения или сосредоточенности.

Кроме того, у нее было по шраму на обеих щеках. Эдакие лежащие на боку буквы V, направленные остриями к ноздрям так, что верхние линии изгибались вдоль скул, а нижние спускались к краю челюсти.

Шрамы были волнистыми и приподнятыми, как келоиды. И темными, как губы девушки, но в них имелся и какой-то серебристый отблеск. Насколько понимаю,