Современные венгерские повести - Енё Йожи Тершанский Страница 24

Появились откуда-то беженцы и в профессорской квартире, хотя никто никогда не слыхал, что у них есть родственники.

Буда полна была такими беженцами, державшими путь на Запад и нашедшими здесь временное пристанище. Уехала и супруга майора; вняв призыву эвакуироваться, она также покинула насиженное место.

Около десяти Аги спустилась к Безимени.

О, теперь уже на законных основаниях, к жениху!

Ночь была необычайно теплая. Безимени выключил свет в квартире, открыл дверь во двор и сел на свою тележку покурить. Здесь и нашла его Аги.

— Послушай, а может кто-нибудь подглядывать к тебе в мастерскую отсюда, из темноты? — спросила она Безимени. — Ну, через щелку какую-нибудь?

— Нет! С чего ты взяла? — поинтересовался Безимени.

— Войдем-ка. Закрой дверь.

Безимени повиновался, впрочем, нехотя.

— Зачем спешить? Не успеем, что ли?

— Запри дверь на ключ! — распорядилась Аги. И сама дважды повернула ключ в замке. Потом из фирменного бумажного пакета, приспособленного под сумочку, вынула маленькую, не больше кирпича, шкатулку. — Я хотела показать тебе вот это! — И она поставила шкатулку на стол.

— Что в ней? Драгоценности? — спросил Безимени, на глаз прикинув, что может быть в шкатулке; лицо его при этом помрачнело, не предвещая для Аги ничего доброго.

— Ну что, ну что, ну что ты смотришь на меня, словно убийца! — заговорила Аги. — Я и сама уже жалею, что согласилась взять ее на сохранение. Но и ты не выдержал бы просьб госпожи Вейнбергер, да обмороков, да слез — и все ради этой шкатулки!

— Мне это не нравится! Пусть сами прячут свое добро! Зачем мы для этого понадобились? — кратко высказался Безимени.

— Но она только нам доверяет! Ихний брат, говорит, из провинции да зять здешний, пештский, наскребли кое-что за всю жизнь, и сами они, мол, двадцать лет мучились в магазинчике своем, чтобы приобрести все то, что собрано в этой шкатулке. Госпожа Вейнбергер и ключ от нее дала мне: чтоб я поглядела, что там, и сохранила для нее. А уж они в долгу не останутся!.. И до тех пор просила, молила, покуда я не приняла от нее шкатулку. А теперь куда ее девать?

— Чтоб тебе ни дна ни покрышки! — разозлился Безимени. — Ох, накличешь ты беду на наши головы!

Побеседовав таким образом, Безимени и Аги поняли: пора прийти к какому-то практическому решению и припрятать шкатулку.

Предварительно они, на всякий случай, решили осмотреть ее содержимое.

И обомлели. В шкатулке тускло светились тяжелые золотые цепи, нитки жемчуга, золотые часы, множество колец, броши с драгоценными камнями, сверкающие бриллиантами подвески, тяжелые браслеты. И два свертка наполеондоров.

— Я, пожалуй, вот что могу предложить, — сказал Безимени. — Под моей тележкой один кирпич вынимается. Шкатулка точь-в-точь такой величины. Положим ее под этот кирпич. Кто станет там искать? Выйдем сейчас, ты сядешь на тележку, последишь, а я аккуратно захороню шкатулку.

— Здорово! — обрадовалась Аги. — Лучше не придумаешь! И потом, — добавила она, прежде чем выйти во двор, — ведь кто знает, что станется с этими Вейнбергерами! Мне они наказали: тот, кто явится от них за шкатулкой, будет знать каждую вещь, что в ней находится. Из этого мы поймем, что пришедший и правда владелец шкатулки. А если другой кто потребует когда-либо от нас драгоценности, мы можем смело прогнать его прочь. Ничего, мол, знать не знаем — и точка!.. Пусть лучше нам достанется!.. Вот что сказала мне госпожа Вейнбергер. На том я и приняла от нее шкатулку.

Итак, тележка с левым уклоном была единственным свидетелем погребения драгоценностей.

Аги восседала на тележке. Безимени орудовал стамеской. Лишнюю землю из-под кирпича для вящей предосторожности они спустили через унитаз в канализационную трубу.

Они уже улеглись в постель у себя в мастерской, когда оглушительно заорало радио, завыли сирены. Сейчас все помчатся в убежище.

Впрочем, принимая во внимание, что подножие Крепостного холма почти не подвергалось бомбежке, майор согласился на то, чтобы жильцы первого этажа оставались во время воздушной тревоги в своих квартирах.

Таким образом, Безимени и Аги могли из постели наблюдать, как двор наполняется недовольными сонными жильцами. Но кому же могло прийти в голову, что припрятано под кирпичом, скрытым неказистой тележкой, которую все обходили, на которой сидели, коротая тревожную ночь в разговорах!

Тележка становится похоронными дрогами

Безимени и его невеста так же, как в тот летний вечер, лежали в постели. Только в печных трубах уже завывал и ухал злой осенний ветер.

Козак и два его дружка нилашиста втолкнули в корчму несчастного Вейнбергера.

С улицы корчма была закрыта: спиртное продавалось теперь лишь по определенным дням. Гостей внутри не было. Впрочем, у стены на трех составленных вместе стульях храпел Вицишпан.

Дело в том, что ему поручили охранять пустую корчму, пока его приятели съездят на такси в Дом нилашистов и привезут оттуда Вейнбергера.

Вейнбергера привезли потому, что уже в Доме нилашистов выколотили из несчастного, что один его складской подвал набит текстильным товаром, ключ же от подвала он оставил на хранение своей бывшей прислуге. Просто накинуться на эту женщину и отобрать у нее ключ нилашистские палачи сочли неразумным. Гораздо проще привезти к ней Вейнбергера, чтобы он сам попросил у нее ключ.

Все это было уже проделано. И склад обследован. Сейчас они явились в корчму лишь затем, чтобы утолить жажду двумя большими бутылями вина, доверенными Вицишпану. Однако Вицишпан за время продолжительного ожидания выпил весь запас. Более того, налакавшись сам, угостил еще и Безимени с Аги.

Винный подвальчик корчмы был защищен от опустошения тяжелым замком на железном засове. Владелец же корчмы предоставил в распоряжение братьев нилашистов только две бутыли вина.

Поэтому для начала братья по партии пинками привели в чувство Вицишпана и затеяли жестокую свару.

Потом решили попытаться добыть спиртное в другой корчме, причем явиться туда не с голыми руками, а с рулоном канвы.

Вейнбергера, естественно, пришлось тащить с собой. На этот раз пешком, поскольку такси они отпустили.

Так и порешили. Но тут Вицишпан, желавший как-то загладить свою промашку с вином, вдруг воскликнул:

— Эй, ребятки! А ведь у этого подлеца Вейнбергера, я сам видел, столько драгоценностей было! Жена — чисто витрина ювелирного магазина, да и у самого чего только не было: и перстень большой, и часы с тяжелой золотой цепочкой…

— Но, господа, клянусь жизнью, счастьем семьи моей! Все свои драгоценности я сдал! У меня ничего не осталось! Умоляю, поверьте мне! — скулил Вейнбергер.

— Скотина! — завопил Козак и резиновой дубинкой огрел Вейнбергера по жирному затылку. Другой нилашист тотчас вытянул жертву кнутом по спине.