Отважные капитаны. Сборник - Редьярд Джозеф Киплинг Страница 21

class="p1">Действительно, слышался какой-то легкий звон, а по временам до слуха Харви доносился звук пароходной сирены. Он уже настолько знал жизнь на Отмелях, что понял всю грозившую опасность. Вспомнилось ему, как когда-то мальчик в красной куртке, невежда и бездельник, говорил, что было бы «интересно», если бы пароход наехал на рыболовное судно. У того мальчика была великолепная каюта с ванной. Каждое утро он минут десять посвящал изучению роскошного меню. Теперь тот же самый мальчик — впрочем, нет, он значительно старше, это его старший брат — встает в четыре часа утра, тусклого туманного утра, стоит в непромокаемом плаще и что есть силы звонит в маленький колокольчик, — меньше того, по звуку которого сходились к завтраку пассажиры, — звонит в то время, как обшитый сталью пароход несется где-то совсем близко со скоростью двадцать миль в час. Как горько было ему думать, что там, на пароходе, люди спят себе в сухих, обитых сукном и кожей каютах, что эти люди встанут только к завтраку и даже не узнают никогда, что они наехали на рыбачью шхуну и разбили ее. Харви с отчаянием продолжал звонить.

— Ну да, они замедлили немного ход машины, — сказал Дэн, — и если переедут и пустят ко дну какое-нибудь судно, будут считать себя правыми — они действуют по закону!

И небо, и море были окутаны молочно-белым туманом. Сирена отчаянно ревела, колокольчик безнадежно дребезжал. Харви внезапно почувствовал близость чего-то надвигающегося, большого. В сыром тумане перед ним встал, словно утес, огромный корабельный нос, готовый, казалось, перерезать шхуну. На окрашенном в розоватый, яркий цвет борту Харви прочел целый ряд римских цифр — XV, XVI, XVII, XVIII. Сердце замерло у Харви от страшно близкого шипенья и свиста. Цифры исчезли, промелькнул обитый медью борт. Харви беспомощно поднял руки, задыхаясь в клубах пара, на перила шхуны плеснуло теплой водой, шхуна затрепетала, закачалась на волнах, поднятых пароходным винтом, и в тумане мелькнула корма удалявшегося парохода. Харви чуть не потерял сознания. Вдруг послышался треск, словно от падения срубленного дерева, и откуда-то донесся чей-то глухой голос:

— Спасите! Мы идем ко дну!

— Мы? — задыхаясь, спросил Харви.

— Нет. Чья-то чужая шхуна. Звони! Мы пойдем на помощь! — сказал Дэн, быстро спуская шлюпку.

Менее чем через минуту все, исключая Харви, Пенна и кока, ушли на шлюпках. Сломанная фок-мачта какой-то шхуны плыла по течению. За нею показалась какая-то зеленая шлюпка. Волнами ее ударило о корпус шхуны; казалось, она просила, чтобы ее взяли, приютили. Вот проплыло чье-то туловище в синей куртке, но только туловище, без ног. Пенн побледнел, как полотно. Харви звонил, как безумный, боясь, что вот-вот их шхуна тоже пойдет ко дну. Когда рыбаки вернулись и Дэн окликнул Харви, мальчик пришел в себя.

— «Дженни Кушмэн» перерезало надвое, — чуть не рыдая проговорил Дэн. — В четверти мили отсюда. Отец спас старика. Других никого не видно. А со стариком был сын. О! Харви! Харви! Я не могу вынести этого! На моих глазах…

Он спрятал лицо на груди Харви и зарыдал. Тем временем остальные рыбаки втащили на шхуну какого-то седовласого старика.

— Зачем вы спасли меня? — стонал он. — Диско, зачем ты меня вытащил из воды?

Диско положил ему на плечо свою могучую руку. Взор старика дико блуждал, губы дрожали. Вдруг вышел и заговорил… кто же? Пенсильвания Прэт, он же Гаскинс Рич или Витти, как приходило на память дяде Сальтерсу. Лицо его странно преобразилось. То было не лицо безумного, а лицо мудрого старца.

— Бог дал, Бог и взял, — заговорил он громко. — Да святится имя Его. Я был, я и сейчас — служитель Господа. Пустите его ко мне!

— Вы служитель Божий? — сказал старик. — Так умолите Бога, чтобы Он вернул мне сына! Пусть Он вернет мне мою шхуну, стоившую тысячу долларов, и тысячу центнеров рыбы! Если бы вы не спасли меня, вдова моя никогда не узнала бы о случившемся. Теперь я сам должен рассказать жене все!

— Не надо рассказывать, Джэзон Оллей, — сказал Диско. — Лучше приляг теперь!

Трудно найти слово утешения для человека, который потерял в полминуты сына, трехмесячный заработок и шхуну, дававшую ему средства к жизни.

— Все это были глостерцы, не правда ли? — спросил Том Плэт.

— Ах, это все равно, кто бы они ни были! — сказал Оллей, отжимая свою мокрую бороду. Потом он запел:

Счастливы птицы, которые летают и поют

Вокруг Твоих алтарей, о Всемогущий!

— Пойдем со мной вниз! — сказал Пенн, как будто имел право приказывать. Взгляды их встретились, и Оллей несколько секунд стоял в нерешительности.

— Не знаю, кто вы такой, но я пойду за вами, — покорно сказал он наконец. — Может быть, я еще и верну что-нибудь из девяти тысяч потерянных мною долларов.

Пенн пропустил его в каюту и закрыл дверь.

— Это не Пенн! — воскликнул Сальтерс. — Это Джэкоб Боллер, и он вспомнил про Джонстаун. Никогда не видел я ни у кого таких глаз. Как быть теперь? Что я буду теперь делать?

Из каюты доносились голоса Пенна и Оллея. Они говорили одновременно. Но вот Пенн стал говорить один: он молился. Сальтерс снял шляпу. Пенн поднялся на дек, где стояла вся команда шхуны. Крупные капли пота блестели на его лице. Дэн все еще стоял у штурвала и всхлипывал.

— Он больше не узнает нас, — вздохнул Сальтерс. — Опять надо начинать все сначала, и шашки, и прочее. Что-то он мне скажет?

Пенн начал говорить, и видно было, что он обращается к ним, как к чужим людям.

— Я молился, — начал он. — Народ верит в силу молитвы. Я молился, чтобы Бог сохранил жизнь сыну этого человека. Мои дети утонули на моих глазах, жена и дети. Человек не может быть мудрее своего Создателя. Я никогда не молился за спасение жизни своих детей, но за сына этого человека молился, и он будет возвращен ему!

Сальтерс со страхом смотрел на Пенна, желая угадать, вспомнил ли он прошлое.

— Долго я был сумасшедшим? — спросил вдруг Пенн. Губы его судорожно искривились.

— Что ты, Пенн! Ты никогда и не был сумасшедшим, — сказал Сальтерс. — Ты был немного расстроен!

— Я видел, как плыли дома и разбивались о мосты. Больше ничего не помню. Давно это было?

— Я не могу вынести этого! Не могу! — всхлипывал Дэн. Плакал также и Харви.

— Лет пять тому назад! — отвечал Диско дрогнувшим голосом.

— Значит, все это время я был обузой для кого-нибудь. Назовите мне этого человека!

Диско