Постмодернистская грамота - Олег Ланхолин Страница 2

Пересоленная начинкой ладошка шлёпнулась ему на ключицу, и треклято явленное видение, закончилось на самом неинтересном пункте. Романеска сыграна! По-видимому, у меня ксантопсия. Ж. был взаправду прав — мы все незалечимо больны. Иль это тоже грезится мне?

Он со скрипкой поворотился и узрел косоглазые губы. Дама. Нет, все же старуха в возрасте предупокоения. Вновь бабка. Уста подвздутые словно батуты. Кифоз вовсе как у Эфиальта. На языке тотдвачас замельтешила матершина, но старушка обскакала:

— Подайте Артёмки ради целкового по сотке за бакс, и…..

Четыре точки, своеобычное многоточие, любопытно. Да нет же — пятёрка пунктов, о мой гад, ещё гаже.

И недоговорила, а ведь договор строит печь; а печь строит тепло; а тепло строит сон; а сон строит сны; а сны строят кошмар; а кошмар строит страх; а страх строит пот; а Пот строит Почтовый парусник; а что строит Джек? а Джек строит дом. Верхний Ларс Из Триллер, а воспитатель его из города Тарки.

— Ты, точнее, Вы, точнее, Мы, точнее — спецэффектная передышка, — недоговорила, точнее, недоговорили, точнее, недоговорили. Неточность, нужна кучность. Кучер везёт Катчера на скачки.

Нерукопожатная, недоговороспособная, нерукотворная. Театральный манер старухи изображающий фигуру кончины и отвергающий образ стана, а как по-иному, ведь годы подводят с виду, а готы подводят глазки.

Вероятно, перед нами та самая Морская Пехота. А может, и нет. А на нет и суда нет. Посудина. Нет так нет. Не хошь кулеш, ничего не ешь. Не хочешь — как хочешь.

— Я говорю — денег дай мне, сыночек. Немнога. С гулькин нос.

Теория относительности в прозаичности. Супермегаультрагипер олд Эйнштейн возьмёт в толк.

Здесь на подмостках проступает Квентин и врубает шарманку:

— А я говорю — немнога, это сколько именно бабуль?

— Немнога — это, на крайнях ни мало, а то и много.

Кот наплакал.

— По-другому говоря — немнога — это ни много ни мало, я правильно понимаю?

И запела:

— Только этого мало…

— Стоп, стоп, вот только этого не надо тут.

— Кого не надо?

— Всего не надо. И так уже много чего есть.

— Мал да удал ты, птенчик.

— Если дам парочку двадцать один ноль один, хватит?

— Не совсем. Слушай, ты мне на мозги не капай, голубчик, а то пожалеешь.

Бомжёвские войны: Нескрываемая угроза. Прыг-скок в ширли-мырли и через перекати-поле к премьер-министру сетовать. Шибай, Изергиль.

— Так, так, так. — возмутился. — То есть ты подошла ко мне за деньгами на синьку, я тебя сердечно слушаю и даже сопереживаю, а ты в ответ грозишься?

— Ну что ты, ненаглядный, я тебе не угрожаю. Тебе не впервой экое слыхать. Ни капельки не требую. Всего-навсего то вымолвила, что пожалеешь.

И справедливость. Казнюсь константно. Жало устремилось в жилистое желе и вскоре заржавело, а мнил, что за мной не заржавеет. Ржавчина Ржева мазками заржавелого тона.

— Ладно, ладно. — подытожил. — У меня отсутствует время на полые, постмодернистские разглашения секретов и сбивчивые разглагольствования о естестве бытия; на слежку за направлением иноземной валюты и декламацию нравственных максим; на розыск шаманов изблизи Улан-Удэ в компании с ЭД-Э. Повторюсь: я неизменно развожу тары-бары по делу. Конспективность — так кличут мою троюродную сестру, которая осталась обретаться где-то в степях Семиреченска.

— Так, ведь шаман не в Верхнеудинске водится, а где-нибудь на фабрике беспилотиков около Новой Москвы.

Старуха-приставала от приставов сбежала. Теперь стоит над душой, что я буду делать. Стоик в душé и дýше предаётся кумеканию — таким образом ведаю себя, доколе купаюсь. Расписная стоя, распинаюсь сидя.

— Всё, хватит извержений вулкана Пустословий! Сколько нужно зелёных? Дело сделаем и разбежались.

Мимика живописала Джокеровскую ухмылку и здесь затеялась опера под заглавием «Дисгармония»:

— Сто монет номиналом десять рублей. Материал: сталь с латунным гальванопокрытием. Латунина? Брр, проснись. Сбоку: пять участков по три рифа и два участка по восемь рифов, чередующихся с девятью гладкими участками. Диаметр: тридцать три миллиметра, все красавцы удалые. Салтановый Султан. Толщина: три целых тридесятых миллиметра. Масса: пять целых шестьдесят три сотых грамма. Сейчас бы хоть сколько-нибудь граммов, эх. На грудь имеется в виду. И того: миллиметров пять три пятого, восемь два, пять три где-то десятых миллиметра, монета. Не Лиза у карниза Карамзина, а обычная, на сдачу которую дают. Всем дают, но не мне. Грустный смайлик.

Фух, вот это я величаю — эпос по-русски. А вы всё — Россиада, Хрисаида, Генерация P.

— Так бы и сказала сразу, реликвия, — утешился, — а то морочила мне голову четыре двадцать минут третьего сентября. Теперь всё понял. Совсем иной разговор на базаре с ассортиментом из двух овощей, ведь так?

— Так. А деньжата дашь или чо?

— Я-то дам, только сколько в округе Даш? Не подскажешь?

— Ухо на ухо. Да ты толковый как ворон.

— А я думал сова…

— Итог всей пьесы какой?

— Такой — зачем тебе презренный металл однако?

Старушенция засмущалась, захохотала, захихикала, загоготала, закатилась, залилась, запилась через и, запилась через а. Курносенькая грымза.

— Ты чем слушаешь, мальчик? — возмутилась. — Я же как подошла, сразу сказала, что капитал собираю для Артёмчика? Сынок он мой. Миниатюрный, любимый, чуть только тридцать лет изродясь.

Тучи разженились как в море корабли. Банально-тривиально, избито-заурядно, трафаретно-утилитарно. Это буднично, Шланговов!

— Так может, ты своему Тёмычу собралась приобрести горючее?

Мертвенно-бледный змий в ларинкс и шатун-болтун удобрен на манер кроасана. Рассудок станет пьян как фортепьян.

— Даже если так — твоё какое дело? Финансы либо дай, либо я ковыляю потихоньку, и обо мне ты забудь.

Пан или пропал. Польский Пан или пропан. Скифский Пал или Древнегреческий Пан. Краситель Пан или Чугунный Пал. Насколько видимо-невидимо вероятностей вручает слог, филологи не дадут сфальшивить.

— Сомнительно, но окэй — держи. — проговорил и передал лавэ. Всецело, как заказывала. На том и порешили, тем и согрешили. Не жалостно, а точила лясы, что буду сокрушаться. В обозримом грядущем мэйби вилл би.

Престарелочка содеяв офицерский разворот, пустилась к порожкам своих родных пенат. Если у неё они есть в обладании, оф корс.

— Благополучной тебе дороги, державный клошар! — возжелал ей фортуны. Кто? Я. Лучших побуждений после свободных пробуждений.

Эфир заполнился теплотой взаимоотношений:

— Стези? Там, куда я отправляюсь, дороги непотребны.

Напоследок владычица без определённого места жительства совершила реверанс, хотя нет, всё же книксен. И? И улетучилась.

Путь пройден — путь вспять. Прощай, университет, давнишний страшила удаляется. Из горла вываливается абстракция.