Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович Страница 102

Вот когда страсти достигли апогея! В устных и письменных препирательствах сказались и нетерпеливое ожидание, и истерическое любопытство, и непоколебимая вера в иностранца, который должен был спасти страну.

Ни о ком другом не говорили и не думали, кроме как о Хории. Пронесся слух, что он приехал и остановился в гостинице, и любопытная толпа — мужчины и женщины, старики и молодые — обезумело ринулась туда, давя упавших.

Появится на улице заезжий иностранец, сейчас же один толкает другого.

— Гляди-ка, иностранец! — И оба значительно смотрят друг на друга, всем своим видом спрашивая: «А не Хорий ли это?»

— Пожалуй, он?

— И я так думаю.

Оглядят еще раз иностранца с ног до головы и приходят к выводу, что он. И понесут по городу весть: «Видели Хория!» Она молниеносно проникает во все слои общества, и через час-другой весь город с уверенностью повторяет, что Хорий здесь, его видели своими глазами и с ним лично разговаривали. Забегает полиция, забеспокоятся министры: скорее увидеться с ним и оказать ему почет!

А его нет.

Наутро газеты извещают, что вчерашний слух о приезде Хория не соответствует действительности.

До чего дошло дело, можно судить по такому событию.

Однажды я оказался на пристани, когда причаливал иностранный корабль. Корабль пристал, и начали выходить пассажиры. Я беседовал с одним своим знакомым, как вдруг хлынувшая к сходням толпа чуть не сбила меня с ног.

— Что случилось?

— Кто это? — спрашивают со всех сторон.

— Он! — отвечают.

— Хорий?

— Да, приехал!

— Где же он?!

Толпа зашумела, началась давка, толкотня, драка, каждый старался протиснуться вперед и что-нибудь увидеть.

И я в самом деле увидел иностранца, умолявшего отпустить его, потому что он спешил по срочным делам. Он едва мог говорить, прямо стонал, сдавленный плотным кольцом любопытной толпы.

Полицейские сразу смекнули, в чем состоит их долг, и бросились оповещать о его приезде премьер-министра, всех членов правительства, председателя городской управы, главу церкви и остальных сановников страны.

Прошло немного времени, и в толпе раздались голоса:

— Министры, министры!

И правда, появились министры и высшие сановники Страдии — в парадном одеянии, при всех своих регалиях (в обычное время они носят не все ордена, а лишь по нескольку). Толпа расступилась, и иностранец оказался в центре, перед лицом встречающих.

На почтительном расстоянии министры остановились, сняли шляпы и поклонились до земли. То же повторила за ними толпа. Иностранец выглядел смущенным, испуганным и в то же время удивленным, но с места не двигался, а стоял неподвижно, как статуя.

Премьер-министр шагнул вперед и начал:

— Дорогой чужеземец, твое прибытие в нашу страну будет золотыми буквами вписано в историю, ибо оно составит эпоху в жизни нашей страны и принесет счастливое будущее нашей любимой Страдии. От имени правительства, от имени всего народа приветствую тебя как нашего спасителя и восклицаю: «Ура!»

— Ура! Ура! — разорвал воздух рев тысячи глоток.

Глава церкви запел псалом, и в храмах столицы Страдии зазвонили колокола.

По окончании официальной части министры с любезными улыбками на лицах направились к иностранцу, по очереди с ним здоровались и, отступив назад, продолжали стоять с непокрытыми, склоненными головами. Премьер-министр заключил в объятия чемодан, а министр финансов — трость знаменитого человека и несли их как святыню. Чемодан, разумеется, и был святыней, так как в нем, видимо, находился решающий судьбу страны договор: да, в этом чемодане было заключено не больше не меньше как будущее, счастливое будущее целого государства. И премьер-министр, сознавая, что держит в своих руках будущее Страдии, выглядел торжественно и гордо, словно преображенный.

Глава церкви, человек, богом наделенный великой душой и умом, тотчас оценив все значение этого чемодана, присоединился со своими священниками к премьер-министру и затянул священное песнопение.

Процессия двинулась. Он с министром финансов впереди, а чемодан в объятиях премьер-министра, окруженный священниками и людьми с обнаженными головами, за ними. Идут они плавно, торжественно, медленно и поют божественные песни, а кругом звонят колокола и пушки палят. Медленно пройдя по главной улице, они направились к дому премьер-министра. Дома и кофейни, храмы и канцелярии — все опустело; все живое высыпало на улицу, чтобы принять участие в этой знаменательной встрече великого иностранца. Даже больные не остались в стороне: их на носилках вынесли из жилищ и больниц, чтобы дать возможность и им посмотреть на редкое торжество. Боль словно рукой сняло при мысли о счастье дорогой родины. Вынесли и грудных младенцев, и они не плачут, а таращат глазенки на великого иностранца, будто чувствуют, какое счастье для них готовится.

Когда подошли к дому премьер-министра, уже спустился вечер. Иностранца скорее внесли, чем ввели, в дом, за ним вошли все министры и сановники, а толпа все не расходилась, продолжая с любопытством глазеть в окна или просто стоять, уставившись на дом.

На следующий день с поздравлениями к великому иностранцу начали стекаться депутации народа, а еще на заре к дому премьер-министра медленно подъехала тяжело нагруженная разными орденами карета.

Само собой разумеется, иностранец тут же был избран почетным председателем министерств, почетным председателем городской управы, президентом Академии наук и председателем всевозможных благотворительных обществ и товариществ, а в Страдии их было множество, имелось даже Общество основания обществ. Все города избрали его почетным гражданином, ремесленники провозгласили своим покровителем, а один из полков был в его честь назван «могучий полк Хория».

Все газеты приветствовали его пространными статьями, многие поместили и его фотографию. В честь именитого гостя чиновники получили повышения, полицейские — и повышения, и награждения; были также открыты многочисленные новые учреждения, в которые приняли много новых чиновников.

Двое суток продолжалось бурное веселье. Гремела музыка, звонили в колокола, стреляли из пушек, звенели песни, рекой лилось вино.

На третий день одуревшие от веселья министры, вынужденные жертвовать своим отдыхом во имя счастья страны и народа, в полном составе собрались на заседание для завершения переговоров с Хорием и подписания эпохального договора о займе.

Вначале велись частные разговоры. (Я забыл сказать, что во время веселья чемодан находился под сильной охраной.)

— Надолго ли вы задержитесь здесь? — спросил его премьер-министр.

— Пока не кончу дела, а оно еще потребует времени!

Слова «потребует времени» встревожили министров.

— Вы полагаете, что потребуется еще время?

— Конечно. Такое уж дело.

— Нам известны ваши условия, вам — наши, и я думаю, что никаких помех не должно возникнуть, — сказал министр финансов.

— Помех? — испугался иностранец.

— Да. Я уверен, что их не будет!

— И я надеюсь!

— В таком случае мы можем сейчас же подписать договор! — продолжал премьер-министр.

— Договор?

— Да!

— Договор подписан, и завтра