Наварин - Владимир Виленович Шигин Страница 77

Брат царя посетил в Браилове раненного храбреца Осман-агу.

– Я наслышан о вашей храбрости и начитанности! Прочитайте мне что- нибудь из персидской поэзии! – спросил он через драгомана.

– Мы ценим и смелость, и ум! – покачал головой Михаил Павлович и вручил албанцу свой портрет.

Осман-ага прослезился:

– Я оправлю его в золотую раму, и после смерти передам потомкам! Осман-ага был милостиво отпущен в Рущук.

Улицы Браилова были полны наших солдат. С минаретов муллы кричали, что война для города окончена и всем правоверным надлежит сабли и кинжалы складывать на площадях. А на кривых тесных улицах торговцы уже раскладывали свои товары в надежде поживиться за счет победителей.

* * *

Тем временем передовой 6-й корпус генерала Рота, перейдя Прут, быстрым маршем двинулся на Бухарест, который и захватил без единого выстрела. Весть о падении Бухареста еще не достигла ушей султана Махмуда, когда в течение какой-то недели были заняты Молдова и Валахия.

С известием о взятии крепости к императору Николаю был послан полковник Бибиков.

– Слава Богу! Браилов наш! – обрадовался царь и велел построить войска на равнине близь Троянова вала на торжественный молебен.

Столь быстрые успехи не остались без внимания императора, и Николай наградил генерал-фельдмаршала Витгенштейна высшим из имперских орденов – звездой Андрея Первозванного.

– Я доволен быстрым движением наших войск! – заявил Николай генерал- адъютанту Киселеву. – Столь важный успех свидетельствует об одержанном нами превосходстве!

После этого Николай решил переправиться к Исакчи. Императора вез на своей лодке кошевой атаман Гладкий. Свитские генералы отговаривали, было, императора пускаться в плавание с переметнувшимся казаком, мало ли чего выкинет вчерашний двухбунчужный паша, но тот лишь отмахнулся:

– Атаман клялся в верности России на кресте, а значит для меня он такой же подданный, как и все вы!

Из воспоминаний графа А. Бенкендорфа: «…В виду еще не сдавшейся и защищаемой сильным гарнизоном крепости, государь сел в шлюпку запорожского атамана. Гладкий сам стоял у руля, а двенадцать его казаков гребли. Этим людям, еще недавно нашим смертельным врагам и едва за три недели перед этим оставившим неприятельский стан, стоило только ударить несколько лишних раз веслами, чтобы сдать туркам, под стенами Исакчи русского самодержца, вверившегося им в сопровождении всего только двух генералов». Гладкий перевез русского царя без происшествий, развлекая песнями и казачьими байками. Вступив на правый берег Дуная, Николай Первый тут же произвел бывшего турецкого пашу в полковники, а за помощь в переправе армии одел на зипун Георгия 4-го класса.

Спустя день пришло известие об овладении генералом Ушаковым Тульчей. Почти одновременно кошт казаков-некрасовцев, потомков ушедших на Дунай после разгрома Булавинского восстания при Петре Первом донцов, решила, по примеру запорожцев, вернуться под российский флаг. Падение могучего Браилова произвело на них огромное впечатление. – Против русского царя никакому султану не сдюжить! – переговаривались несколько дней меж собой казаки и, наконец, решились. Николай Первый принял депутацию некрасовцев и согласился принять их под свою руку. В некрасовскую станицу Сере-Киой был послан генерал-майор Тучков. Он торжественно одел на грудь атамана некрасовцев Льва Полежаева александровскую ленту, а на шею золотую медаль.

– Двадцать лет без податей с сохранением всех казачьих привилегий! – объявил Тучков.

– Любо! – кричали в ответ потомки донских бунтарей.

– Если мы оставим главную квартиру на старом месте, то рискуем вообще оказаться вдали от военных действий! – с удовлетворением заявил Киселеву император и велел переносить свою ставку вперед в Базарджик.

– Но ведь сия местность еще в руках турецких? – запротестовал, было, Киселев.

– До крепости три дня пути! – пожал плечами император. – Думаю, что к нашему приезду она уже будет в наших руках!

Покончив с крепостями в своем тылу, русская армия начала генеральное наступление и вступила в пределы Болгарии. Одним крылом она стремилась к Базаржику, другим к приморской Варне. Местность, по которой шли войска, была нищая и безлюдная. Не спасало даже радушное отношение населения. Нищим болгарам нечем было помочь своим единоверцам. Степи сменяли леса, а леса горы. Редкие колодцы турки заваливали дохлыми лошадьми и мешками с мылом. Все приходилось везти с собой. Это сковывало армию и задерживало ее движение. Николай Первый злился, но ничего изменить было нельзя. Целыми днями император находился верхом среди идущих войск, стараясь поднять их дух своим присутствием.

Корабли Рикорда вице-адмирал Гейден встречал на Мальте. Ветер еще не разнес в сторону дым от приветственных салютаций, а Гейден уже вручил прибывшему контр-адмиралу приказ о создании блокадного отряда.

– Вы не должны затрагивать обычную коммерцию! – наставлял Рикорда Гейден. – Ее цель – недопущение в Константинополь судов с продовольствием и военными припасами!

– Все ли продовольствие отбирать? – поинтересовался Рикорд.

– Отнюдь! – улыбнулся Гейден. – Вы должны, прежде всего, перехватывать зерно и муку, а также сарацинское просо! Соль, фрукты и зелень пусть себе везут!

– Есть! – коротко ответил контр-адмирал. – Соль с ананасами пусть жуют, а от хлебушка с рисом придется воздержаться!

Помолчав, Гейден подошел к Рикорду и положил ему свою руку на плечо.

– Не столь давно, – начал он, – славный соратник Нельсона лорд Коллингвуд сказал, что из всех невозможных дел, самое невозможное – это зимняя блокада Дарданелл! К сожалению, дорогой, Петр Иванович, вам выпала именно это невыполнимое дело. Впрочем, я ни на мгновение не сомневаюсь, что оно будет выполнено с честью, как это и подобает российским морякам! Свой блокадный отряд: корабли «Фершампенуаз» и «Эммануил», фрегаты «Ольга» с «Марией» Рикорд разместил в проливе между близлежащими к Дарданельскому проливу островами Тенедос и Лемнос. Там можно было укрыться от ветров и штормов, пополнить запасы свежей воды и произвести мелкий ремонт. Кроме того, находясь в этом проливе, отряд перекрывал все подступы к Дарданеллам с юга. Мимо него теперь не могла бы проскочить и мышь. С берега по нашим пытались стрелять из ружей. На небольших лодках турки пытались перехватывать наши дозорные шлюпки.

– С этим безобразием пора кончать! – возмутился Рикорд, когда турки в очередной раз обстреляли наших моряков.

В тот же день на анатолийский берег был отправлен офицер-парламентер. Ступив на берег, лейтенант быстро разъяснил местному паше, что если турки не прекратят впредь своих безобразий, то наши корабли сметут ядрами с лица земли все его прибрежные селенья.

– О досточтимый гость! – воскликнул паша, выслушав ультиматум. – Сок мудрости так и брызжет из твоих уст в мои раскрытые уши! Пусть в большом мире гремит война, но пусть хоть на нашем маленьком клочке земли воцариться благостный мир! Клянусь Аллахом, что отныне с головы ваших матросов не упадет и волос!

Так же Рикорд поступил и с комендантом