Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов Страница 66

Всего лишь двадцать сажен грязной воды отделяло Кузьму от противоположного берега, но это были непроходимые сажени. Кузьма не мог оторвать от каменных ступеней гробницы свое сильное тело: ноги стали ватными, руки не приподнимались.

— Кузьма, едрит твою мать, вперед!

Серега Гордеич поднялся во весь рост и заспешил на запретный берег, бурля ногами мутную воду. Теперь Кузьме стало страшно без бодрящих ругательств Сереги Гордеича.

Словно незримая пружина подбросила Кузьму на ноги; он не помнил, когда пробежал свои неодолимые сажени. Он перепрыгивал через камни, через рытвины, прижимая к груди винтовку, видя только белого пулеметчика и конец своего штыка. Штык с хрустом вошел в чужое тело, Кузьма бросил винтовку, обжег руки о горячий ствол пулемета, повернул его в сторону противника.

Кузьма припал к «виккерсу» — пулемет не заработал. Кузьма растерянно оглянулся — в желтой россыпи расстрелянных патронов-валялась граната. Он потянулся к ней. Граната показалась тяжелой и грозной, приближающиеся фигурки белых

188

солдат — легкими и нестрашными. Речной обрыв, опоясанный белыми стенами, утратил свою высоту, башня Суумбеки почудилась декорацией из тонкого картона.

Кузьма оперся левым коленом о землю и ждал со странной уверенностью, что теперь с ним уже ничего не может случиться. Легкие фигурки слились в темное бегущее пятно, Кузьма взмахнул гранатой.

Он оторопело смотрел на корчившихся, сучивших ногами людей, удивляясь тому, с какой быстротой уничтожил тех, что собирались уничтожить его. Закашлялся от порохового дыма, хотел встать с колена, но будто железный обруч упал на шею.' Кузьма поперхнулся; каменная тяжесть нажимала на спину, на горло, пригибала к земле. Кузьма попытался сбросить неожиданную тяжесть, но чужие руки неумолимо сдавили кадык, стн все-таки выпрямился, вздымая висящего на спине врага. Ударил кулаком назад, но удар был вялым; Кузьма еще приподнялся, и вместе с ним стали подниматься речной обрыв кремлевские стены, ступенчатая башня. ’

Ее огромная пирамида искривлялась, нависала, колебалась и обрушилась на Кузьму...

Сражение развернулось и за Арское поле; здесь против азин-ской группы войск были чешские легионы капитана Степанова, офицерские части Долгушина. Белые еще могли вывести войска из окружения через юго-восточную окраину города на берега Волги, Азин же перехватил именно эти пути.

Над Арским полем крутились гривы огня, разрывались и смыкались! грязные полосы тумана. Оглушенный и ослепленный боем Лутошкин вдавливал свое хилое тело в землю. Еще несколько минут назад он видел Азина с перекошенным от крика ртом, ординарца Стена, кидавшего куда-то в туман гранату за гранатой, отца Евдокима, волочившего пулемет; только что мельтешил Дериглазов на окровавленном битюге,— теперь все исчезло в зыбком тумане, клубах дыма, растворилось в криках и стонах. Бой откатывался в туман, в сады, в провалы утренних улиц; люди возникали из тумана, сталкивались между собой, падали, поднимались и опять проваливались в туман.

Сзади Лутошкина разорвался снаряд. Игнатий Парфенович по-заячьи всхлипнул. Ослепительный свет проник в его мозг:

стало жарко и больно. Игнатий Парфенович открыл глаза

рядом пылала кладбищенская часовня. Вокруг, колеблемые туманом, приплясывали кресты. . }

С протяжным звоном оборвался в трещавшую траву колокол. Пылающая часовня, пляшущие кресты, черный обелиск отрезвили Лутошкина. Он не понимал, как очутился на кладбище, он видел лишь развороченные снарядами могилы горящую часовню. ’ ѵ

Бог, позволяющий сжигать свои храмы, недостоин имени бога, прошептал Лутошкин, шагнул вперед и упал; руки

прикоснулись к лицу убитого офицера. Лутошкин глянул на мертвое лицо, смерть уже убрала злобу с окоченевших глаз. Игнатий Парфенович увидел откинутую руку с белой повязкой и надписью: «С нами бог и победа!»

Кто-то налетел на Лутошкина, схватил за грудь, приподнял.

— А, да это ты, горбун? О, да ты, горбун, молодчага — офицерика шлепнул! — Дериглазов поставил на землю Лутошкина и скрылся в саду.

Игнатий Парфенович добрел до кладбищенского забора, уперся лбом в мокрые доски. Туман уже испарялся от пожаров, выстрелов, сентябрьской зари. Лутошкин откинулся от забора— на него глазели крупные буквы: «10 000 рублей за голову Азина».

Игнатий Парфенович поднял руки и всеми пальцами, ломая ногти о доски, содрал афишу...

Дериглазов прорвался на Театральную площадь, штурмом взял Оперный театр и дом Дворянского собрания, перерезав связь между капитаном Степановым и штабом генерала Рычкова. Красные устремились к университету, в котором засели группы легионеров. К кремлю вела короткая Воскресенская улица, но у Дериглазова не хватало сил овладеть университетом.

Красные скапливались во дворах, прятались за стволами тополей, перебегали с места на место.

— Габдула, к Азину бы, за помощью бы,— уговаривал Дериглазов своего раненного в грудь связного.

— Кончали меня, шайтаны. Не серчай на меня, Ахметка,—-харкнул кровью связной.

На площади появился Лутошкин. Около него зацокали пули, Лутошкин метнулся к памятнику Державину, трясясь всем телом, прижался к теплой красной плите.

— Это ты, горбун? — обрадовался Дериглазов. — Айда, горбун, к Азину. Скажи ему, Дериглазов помощи просит. Скажи, если сам Дериглазов требует помощи — то дело худо!

— Не могу я. Сил окончательно нет.

— Нельзя не могу, горбун. Я погибну, ты погибнешь, бойцы погибнут — Советам конец! Айда, горбун, через не могу...

Игнатий Парфенович со стоном оторвал свое тело от надежной плиты державинского монумента...

Азин ерзал в седле, хватаясь то за бинокль, то за маузер, но его удерживал на месте голос Шпагина:

— Полтавский полк вытеснил противника с Арского поля... ►— Откуда известно?

.— Пока по непроверенным слухам.

— Слухи — брехня! А дело-то идет добро,— радовался Азин, словно начальник штаба был счастливым виновником этих дел.

■

Вытянув шею, Азин завертел головой.. Арское поле снова исчезло в завалах дыма: злобные вспышки огня, утробное рычание орудий, лихорадочная трескотня пулеметов раскачивались над невидимым теперь полем. Это была пропитанная кровью, болью, злобой музыка боя. Безумные звуки то накатывались на Азина, то отодвигались, и облик его менялся: губы подергивались, по скулам пробегала мелкая дрожь.

Показался всадник. Не выдержав, Азин помчался навстречу:

— Что, Арское поле?

Связной протянул окровавленный клочок с крупными, криво нацарапанными буквами: «Взял военный госпиталь. Офицеры отступили. Пленных нет. Офицеры в плен не сдаются. Севе-рихин».

— Передай Северихину, пусть преследует офицеров. В плен не сдаются? Ну