Преклони предо мною колена - Богумил Ржига Страница 59

— Отец, ваше решение мне кажется преждевременным, — замечает Марек. Он видит по выражению лица пана Михала, что и сердцем и умом он весь в заботах об имуществе. Труднее всего ему допустить мысль, что придется с ним расстаться.

— Я велю написать завещание и на этой неделе публично его оглашу, — упорно продолжает пан Михал. — Разместись пока что в бывшей своей комнате и ходи в костел, молись за меня. Никогда мне это не было нужно, но сейчас, пожалуй, необходимо.

— Я пока что съезжу в Роуднице. Вас не обидит, если я буду молиться за вас в поле или в лесу?

— Это еще лучше, чем в костеле, — роняет пан Михал, и в глазах его снова мелькает живой блеск. — Но сегодня я тебе должен еще сказать, что ты в жизни совершил большую ошибку.

— Какую? — не понимает Марек.

— Что не женился на пани Алене. Представь себе, она дважды опередила меня с закупкой руды. Это не женщина, а дьявол. Надеюсь, ты не вернул ей долга.

— Не вернул, отец, — отвечает Марек, чтобы хоть немного его порадовать.

— Проклятая баба, — выпаливает с облегчением пан Михал.

— Я сниму с вас перину. Ведь вам тяжело дышать, — говорит Марек и вместо перины закрывает отца легким одеялом.

— Я знаю, что ты хороший, — признается пан Михал. — Когда я решал для себя, кому я могу все оставить, я думал только о тебе.

— Мне кажется, я не заслуживаю этого.

— Ты прав, — соглашается пан Михал. — Никакого проку от тебя мне нет. Нужно бы тебя исключить из завещания. Но что я могу с собой поделать? Иди уж и оставь меня.

Марек прощается и уходит. Ноги заплетаются от усталости. На него нахлынуло множество мыслей и чувств. Он спускается с лестницы и еще раз бросает взгляд на продуманную красоту дома. Он видит все как в тумане. Наверху, на лестничной площадке, стоит пани Иоганна в черном платье с глухим воротом. Она провожает Марека недобрым взглядом. Надо бы вернуться к ней, но он не может этого сделать. Ее взгляд выбрасывает его на улицу. А может, и еще дальше.

В Роуднице Марек добрался после двух дней пути. Часов в одиннадцать вечера. Костел и прилегающий к нему монастырь находит легко, хотя ни у кого не спрашивает дороги. После роудницкого замка это самые высокие здания во всей долине Лабы. По темному небу плывет красная луна. С грациозной легкостью она обходит небольшие тучки. Невзначай освещает их сложные кружевные узоры.

Двери храма загорожены, вход в костел Марек находит в боковой стене ограды. Он попадает прямо в готическую галерею, окружающую храм с трех сторон. Его шаги по каменному полу раздаются гулко. Конь шагает за ним. Они обходят уголок тихого зимнего сада во дворе костела. В небольшом деревянном загоне недалеко от стены костела блеет коза. Марек привязывает своего коня. Снимает с него седло, а у себя отстегивает меч. Куда положить все это? По другую сторону загона. В самое темное место.

Он снова оглядывает мягко освещенную галерею. Колонны, своды, звездообразные окна. Видит совершенные формы, чистые краски, игру света и тени. От всего этого исходит ласка и нега, покорность и величие. Словом, весь головокружительный мир, который мог бы быть домом не только для святых, но и для самого бога. И пусть на костеле нет крыши, а монастырь уже тронуло разрушение. Бог ведь не похож на богачей. Он не бросает свое жилище только потому, что оно в руинах.

Марек представляет себе здесь Анделу. При рассеянном свете луны она кажется Мареку деталью великолепной готики. Она прекрасна, как первый день творенья, сердце ее полно любви, глаза — скрытой тревоги. Встретится ли он здесь с ней? Все зависит от отца Штепана.

Марек долго ищет старого монаха. Его нет в главном зале, в который сквозь выбитые стекла глядит любопытная луна, не отзывается он и на приглушенный зов Марека. Подает голос лишь тогда, когда Марек стоит уже совсем рядом с ним.

Монах сидит в пустом помещении на короткой церковной скамейке и при свете свечи читает латинскую книгу. Заслышав шаги Марека, он отрывает голову от книги и сбрасывает с колен старый стихарь.

Марек смотрит на монаха с удивлением. На отца Амброзия он нисколько не похож. Меньше ростом, худой, немного сгорбленный. Пальцы скрючены. Привлекают внимание его глаза и лоб. Лицо спокойно — ни малейшего страха. Он выглядит отшельником, который забрел сюда с самого края света.

— Не ошибаешься: я отец Штепан, — говорит он тихо.

— Вы здесь один?

— Да. Но у меня здесь все под рукой. А ты кто?

— Марек из Тынца.

— Я знаю твое имя.

— У меня есть крестик со святыми мощами от вашего брата Амброзия, — продолжает Марек. Он хочет проложить прямую дорожку к сердцу отца Штепана.

— Андела получила от меня почти такой же, — кивает головой старый монах.

— Помогите нам, — просит Марек.

— Не спеши! Сначала ты должен поесть, а затем выспаться.

Молоко и кусок хлеба. Первый жест гостеприимства отца Штепана. Первый шаг к взаимному доверию. Марек голоден. Ест быстро, так что не остается паузы для того, чтобы сказать хотя бы одно слово. Спит так крепко, словно провалился в глубокий колодец. Ему снится, что стены расступаются и снова сужаются. Пробуждается он утром, когда светло как днем. Его взгляд блуждает по стенам. На одной из них он читает надпись, начертанную готическим шрифтом:

«Наше правило гласит: кто хочет взять для прочтения книгу, пусть принесет вместо нее другую — если у него какая-нибудь есть такой же или примерной ценности, чтобы не разочаровался тот, кто будет искать здесь что-либо ценное».

Без сомнения, Марек спал в бывшей монастырской библиотеке. Теперь тут нет ни одной книги. Он удивленно рассматривает комнату. Короткая скамья, разбитый стол, в углу соломенный тюфяк, на котором он провел ночь. Где былая слава роудницких августинцев?

Торопливо входит отец Штепан. У него живые глаза, в которых светится мысль. Говорит так вдохновенно, что кажется, будто полки снова заполняются книгами, на стенах вновь появляется цветная роспись, а на пьедесталах — статуи святых.

Монастырь прославился новым ревностным христианством. Devolio moderna[13]. Прежде утверждалось, что истину можно узнать только из святых текстов. Да, вера всегда будет по большей части таинством. Однако некоторые догматы в состоянии разъяснить и человеческий разум. И еще больше: ключом к