Русская миссия Антонио Поссевино - Михаил Юрьевич Федоров Страница 47

Михель снова покосился на вошедших. Какой-то старый мозгляк с благостным лицом, а при нём придурковатый мальчишка. Одеты небогато, но пришли верхами. Стало быть, деньги есть. Может, ощипать напоследок гусей да покинуть здешние неблагодарные места? К тому же по покрою одежды ясно, что они пришли из Италии, а ограбить католика — если и не богоугодное, то простительное дело. Да, наверное, так и надо сделать.

Здоровяк отодвинул почти пустую кружку и решительно встал. Подойдя к столу, где брат Гийом и Ласло ели чечевичную похлёбку с бараниной, запивая еду вином прошлогоднего урожая, навис над ними, словно мрачная грозовая туча, из которой в любой момент может зарокотать гром и ударить убийственная молния.

— Что-то я гляжу, — прорычал Михель, — здесь католическим дерьмом завоняло.

Он смолк, ожидая, как посетители отреагируют на его слова. Но те даже не повернули в его сторону головы, продолжая хлебать варево.

— Ненавижу католиков, — снова рыкнул Михель, — моя воля — всех бы поубивал. Может, с вас начать, а, господа подданные римской обезьяны?

— Михель! — раздался сердитый окрик. — Прекрати!

Хозяин таверны только что поднялся в зал из погреба, где он хранил свои лучшие вина. Он был опытным человеком и прекрасно видел, что посетители, хоть и одеты небогато, при деньгах. А значит, им надо предложить что-то получше, чем обычное, не дошедшее до зрелости вино из яблок. Поэтому он и спустился в погреб за итальянским вином.

Михель обернулся на крик и гневно сказал, указывая на стол перед собой:

— Это же католики, Вилли! От них все беды. И я хочу сделать здешние места немного чище.

Вилли, протирая на ходу бутылку от пыли, подошёл к Михелю. Ростом он был лишь немного ниже здоровяка, но отличался худобой и казался вполовину менее широким, чем тот. Поэтому исход рукопашной схватки мог быть только один. Однако тавернщик не выказывал никакого страха перед буяном.

— Все твои беды от того, что ты дурак. А теперь отойди от господ, ты мне мешаешь.

Михель недовольно засопел, разбрызгивая вокруг капли слюны, но ослушаться не посмел. Отойдя, он уселся за свой стол и грустно уставился в пивную кружку, где на дне оставалось немного пива, из которого вышли все пузырьки.

Тавернщик поставил перед посетителями бутылку вина:

— Прошу вас, господа. Это вино месяц назад привезли из Пьемонта. Очень хорошее и стоит всего один иоахимста-лер за четыре больших бутылки.

— Благодарю тебя, добрый человек, что защитил бедных странников от этого буяна, — сказал брат Гийом, — и хотя мы небогаты, но из уважения к тебе попробуем это замечательное вино. И будь любезен, приготовь нам комнату с двумя кроватями. Мы заночуем у тебя.

Хозяин благодарно кивнул и, вернувшись к себе, налил новую кружку пива и поставил перед Михелем:

— На, пей. И веди себя подобающе месту, где ты находишься. Мне совсем не хочется, чтобы ты распугал всех постояльцев.

Михель злобно зыркнул на него маленькими быстрыми глазами и поднял кружку со свежим пивом.

Отведённая гостям комната располагалась на втором этаже, как чаще всего и бывает в подобных заведениях. Но вход в неё находился в закутке, в который можно было незаметно выйти на проходящий вдоль стен по всему заведению помост, где были двери и в остальные спальни. Почему хозяин выделил им именно эту комнату, брат Гийом не знал. У него было подозрение, что она оборудована неким приспособлением, позволяющим извне проникать в неё, когда находящиеся там люди закроют дверь изнутри. Но, тщательно обследовав всё, иезуит решил, что подозрения его напрасны. Стены комнаты были сделаны из массивных сосновых брёвен, и совершенно ничто не указывало, что в них есть тайный ход или запор. Но всё же стоило быть осторожным.

— Спать будем по очереди, — сказал он Ласло, — уж больно хозяин подозрителен, хоть и защитил нас. И с этим Михелем он явно хорошо знаком и поддерживает приятельские отношения.

— Хорошо, брат Гийом, — послушно ответил Ласло.

— Тогда я ложусь, а ты разбудишь меня за полночь.

— Когда?

— Когда почувствуешь, что невмоготу.

— Хорошо, брат Гийом.

Монах улёгся на кровать. Он давно выработал у себя умение быстро засыпать и просыпаться в тот момент, который он сам себе назначил. Вот и сейчас коадъютор мысленно разделил пополам отведённое на сон время. На стыке половинок он поставил колокольчик, который должен будет разбудить его, когда минует первая половина. Способ этот использовался многократно и ни разу не давал сбоя. Нигде — ни в лапландской тундре, ни в снежной берлоге русского леса, ни в богатых или бедных домах, в которых ему доводилось ночевать. Правда, почти десять лет от не использовал это своё умение, но вряд ли оно пришло в негодность.

Спустя совсем немного времени брат Гийом спал — тихо, почти неслышно. Если бы не мерно поднимающаяся грудь да едва различимый в тишине звук входящего и выходящего из лёгких воздуха, его вполне можно было принять за мёртвого.

Ласло, убедившись, что монах заснул, прислушался: снизу доносился какой-то шум. Вот явно двигают мебель, потом слышны шаги, что-то говорят. Вот слова стали громче, но ничего не разобрать. Юноша подошёл к двери и, вытащив ключ, приложил ухо к замочной скважине. Всё равно не разобрать. Немецкий язык он знал очень хорошо, правда, здешний диалект немного отличался от того, которым он владел. Но разговор Михеля и хозяина таверны был ему совершенно понятен, разве что слова звучали несколько иначе да звуки были более глухими, чем те, к которым он при-вык.

Ласло снова вставил ключ в скважину и медленно повернул его. Надо отдать должное тавернщику — замок был смазан отлично, как и дверные петли. Поэтому Ласло, не замеченный никем, осторожно выбрался из комнаты и, не выходя на ту часть помоста, что была видна из обеденного зала, затаился. Теперь все слова были слышны прекрасно.

— Прекращай распугивать моих постояльцев, — сердито шипел хозяин таверны, — ты, ничтожный пивохлёб!

— А когда мы приносили тебе добычу, то я не был ничтожным? — раздражённо отвечал Михель. — Отдавали тебе за четверть цены, а сколько ты потом за неё выручал, а?

— Сколько ни выручал — всё моё. Награбленное сбыть — это тебе не череп несчастному путнику проломить. Тут думать надо. Но это не про тебя, пустая голова!

— Вот как ты запел, — не сдавался Михель, — сейчас наши — кто в петле качается, кто едва сбежал,