Адриатика - Владимир Виленович Шигин Страница 39

Вскоре вернулись на фрегат дипломаты.

– Французы уже захватили Далмацию и нам в Петербург отсюда не добраться! – объявил Развозову Поццо-ди-Борго. – Надо следовать в Фиуме или Триест!

К вечеру "Венус" вышел в море. Развозов торопился, а потому велел поднять все возможные паруса. Лоцман, глядя на покрытую облаками вершину Баргарта, хмурился. Облака над горой – явный признак скорой бури. "Венус" ожесточенно лавировал между многочисленных камней и островков, стремясь вырваться на чистую воду. Волнение все усиливалось. Пришлось брать рифы. Обнаружили разбитое, заливаемое водой, судно. С него отчаянно кричали люди.

– Венецианская требакула! – констатировал лоцман. – Судя по осадке, загружены товаром!

Укрываясь от ветра и дождя, офицеры совещались, как быть.

– И шлюпку спускать рискованно, и людей в беде бросать не по-христиански! – высказывал свои мысли вслух командир. – Остается одно: выкликать охотников!

– Я первый! – тут же не удержался Броневский.

– Ну что ж, Владимир, тогда с богом! – кивнул Развозов.

Подошли, как можно ближе, и легли в дрейф. Броневский с шестью добровольцами спустили малый ялик и скрылись в волнах. Порой казалось, что им не добраться, но верткий ялик снова и снова взлетал на гребни волн. Наконец, шлюпка достигла полузатопленного судна. Удачно кинули тонкий конец, доставленный с фрегата. Затем по нему передали уже прочный канат и взяли судно на буксир. На требакуле оказалось семеро французов. От голода и перенесенного страха, они еле двигались. У России с Францией война, но у моряков свой кодекс чести, ибо еще в Петровском уставе сказано, что "если неприятельский корабль претерпит какое-либо бедствие в море, будет просить помощи, то подать ему оную и отпустить". Французов переправили на "Венус" и ими занялся лекарь. На требакуле за старшего остался Броневский. Перво- наперво отыскали пробоину в трюме. Плотник ее быстро заделал, матросы откачали воду. Подправили мачты, поставили паруса. Когда ветер несколько поутих, французы вернулись на свое судно. Наши передали им продуктов и бочку воды. Шкипер их Бартоломео Пицони долго тряс руку Развозову и говорил, что никогда не забудет его милости.

– Да о чем вы! – отмахивался тот. – Неужели если бы мы терпели бедствие, вы прошли бы мимо?

Уже многим позднее команда "Венуса" узнает, что французский шкипер отыщет в Анконе несколько русских солдат, насильно зачисленных во французскую армию и, рискуя жизнью, поможет им бежать на Корфу.

А пока "Венус" швыряло в волнах порывами начавшейся бури. Фрегат привело к ветру, положило на бок. Все летело и трещало. Вахтенный мичман Насекин кричал отчаянно:

– Право на борт! Люди наверх!

Насмерть перепуганные пассажиры летали вместе со столовыми приборами из угла в угол кают-компании, пока не удалось уклонить фрегат от шквального порыва. Едва развернули судно, крик впередсмотрящего:

– Прямо по курсу скала!

Менять курс было уже поздно, оставалось уповать лишь на Бога, да еще наудачу. С торчащими из воды камнями разошлись в каком-то полуметре. От бури спрятались за островком Сансего. На острове нашли свежую воду, много птицы и больших черепах. Черепахам были особенно рады, так как их мясо считается особо полезным при цинге. У острова Сан-Пьетро обнаружили итальянскую галеру, но та успела уйти на мелководье и достать ее не смогли. Дали несколько залпов и прошли мимо. На подходе к Триесту встретили турецкое судно, шкипер которого сообщил, что все побережье от Триеста до Фиуме уже занято французскими войсками.

– Что будем делать? – поинтересовался у дипломатов Развозов.

– Возвращаться на Корфу! – ответили те, посовещавшись.

Забирая в паруса ветер, "Венус" лихо развернулся и устремился в обратный путь.

– Выходит зря в море выходили и средь волн мучились! – невольно вырвалось, у несшего вахту Броневского.

Стоявший подле Развозов лишь хмыкнул:

– В этом-то суть и соль службы нашей фрегатской!

– Возвернемся, хоть душу отведем! – вздохнул измученный качкой мичман.

– А вот в этом я глубоко сомневаюсь! – усмехнулся Развозов. – Мы не линкоровские, нам в гаванях по чину стаивать не положено!

* * *

В те тягостные дни аустерлицкого известия на стоящих в бухтах Корфу кораблях было на редкость тихо. Молча, без привычных песен, собирались по вечерам на баке матросы, молча пили свой обжигающий чай-"адвокат" в кают- компаниях офицеры. О самом сражении старались вслух не говорить, но страшное слово Аустерлиц довлело над всеми.

В одну из ночей разразился сильнейший дождь с громом и молнией. Удары грома казались подобными легкому землетрясению. Молнии, привлеченные франклиновыми отводами, спускались с мачт и рассыпались по корабельным палубам мириадами электрических искр. Их тушили водой из пожарных труб, но они снова и снова возгорались. Эта гроза стоила эскадре нескольких убитых и оглушенных.

Кроме этого, как это всегда бывает, навалились мелкие, но досадные неприятности. Не хватало медикаментов и дров. Особо трудным было положение с деньгами. Венецианские аккредитивы были бесполезны, в наличности в денежном сундуке – кот наплакал.

Попросил Сенявин прислать ему таганрогского каменного угля, в ответ, командующий Черноморским флотом маркиз де Траверсе сообщил, что ничего выслать не намерен, ибо за время перевозки уголь обратится в мусор и явится лишь ненужной тратой денег. Наконец, после долгого ожидания прибыл транспорт с продуктами из Севастополя. Но когда распечатали мешки с сухарями, оттуда полезли легионы червяков. Принимавший продовольствие интендант эскадры Лисянский, увидев это, пришел в ужас:

– Я принять эту мерзость не могу, зовите командующего!

– Ссыпайте обратно! – велел Сенявин, едва взглянув на мириады шевелящихся червей. – И отправляйте назад в Севастополь!

История о посылке транспорта с гнильем получила широкую огласку. Командующему Черноморским флотом маркизу Траверсе пришлось, затем долго оправдываться перед Петербургом, рассказывая, что паутины в мешках было немного, а червячки были маленькие. Этого он Сенявину не забудет, а придет его время, рассчитается за все сполна.

Но пока до этих черных дней еще далеко. Сейчас же надо было выживать. А потому, несмотря на все трудности, Сенявин возобновляет, прерванные было, работы по строительству адмиралтейства на Корфу, отсылает фрегат "Кильдюин" в Черное море за мастеровыми людьми и корабельными материалами, создает шестимесячный запас продовольствия.

Однако в эти же самые дни Сенявина ожидал и еще один неприятный сюрприз, от потерявшего на время самообладание Александра. Когда курьер доставил вице-адмиралу очередное высочайшее послание и Сенявин сорвал сургуч, ноги его невольно подкосились. Стоявший подле флаг-офицер бросился к командующему:

– Дмитрий Сергеевич! Что с вами! Кликнуть лекаря!

– Не надо! – отмахнулся Сенявин. – Пройдет!

Лицо его было, однако, белым, как полотно. В царском повелении черным по белому значилось: "По переменившимся ныне обстоятельствам пребывание на Средиземном море состоящей под начальством