Зажги свечу - Мейв Бинчи Страница 35

– Невозможно испортить Рождество, – эхом откликнулась Элизабет.

Вайолет посмотрела на дочь. В ее лице не было и намека на иронию. На первом этаже Джордж шумно пыхтел, раздувая огонь в сырых дровах, которые никак не хотели гореть.

По бледным щекам Вайолет покатились слезы.

– Какой кошмар! – зарыдала она. – Все должно было быть совсем по-другому! А получилось черт-те что…

– Мама, все будет хорошо! – Элизабет растерялась, увидев, как сотрясаются мамины плечи, и ногой прикрыла дверь спальни, чтобы отец не услышал, а то если прибежит, то еще хуже будет.

– Нет, все вышло очень плохо. Ни в чем нет никакого смысла. Мне безумно жаль, но я не знаю, что еще я могла бы сделать… Я старалась изо всех сил, но я просто плохая хозяйка… Ненавижу вылизывать дом и готовить неизвестно для кого…

– Как же неизвестно, мама, для нас ведь! – воскликнула Элизабет. – И мы тебе невероятно благодарны, а когда ты поправишься, то будем помогать тебе еще больше. Я говорила папе, что нам следует больше тебе помогать…

Вайолет смотрела на нее глазами, полными слез:

– Ты все еще не понимаешь, ты никогда не поймешь… Боже, какой невыносимый кошмар!..

Мама отвернулась, и Элизабет решила, что не стоит заставлять ее допивать бульон. Она посидела еще немного, но мама больше ничего не сказала. Ее дыхание выровнялось, и она уснула. Или притворилась, что спит. Элизабет тихонько вышла из спальни.

Отец, похожий на огромного нетерпеливого пса, стоял на коленях возле камина и тщетно махал газетой в надежде раздуть пламя.

– Как она? – прошептал он.

– Хорошо, – запнулась Элизабет. – Уснула.

Она пошла на кухню, где уже был накрыт стол для праздничного ужина. На именных карточках нарисованные снегири держали в клювиках вырезанный из бумаги остролист, три самодельные фигурки Санта-Клауса поддерживали свернутые салфетки, по столу разложены зеленые веточки и плющ. Элизабет села и уставилась на тарелку с консервированной солониной и тремя кусочками курицы, за которой она четыре часа отстояла в очереди.

Готовя рождественский обед, она чувствовала себя на все пятьдесят.

Дорогая Эшлинг,

я собиралась написать, но у меня все так запутанно и ужасно, что только про свои проблемы и думаю. Сначала про тебя… помнишь, как тебе спускали все с рук, когда ты притворялась, что занимаешься делом? Если раньше получалось, то почему бы не попробовать снова? Или, может, стоит поговорить с сестрой Катериной и заключить мир? Ну или сделать то, что они хотят, и на пару семестров забыть про все, кроме учебы? Тогда ты станешь первой в классе, все будут в восторге и оставят тебя в покое.

Боюсь, первый вариант не сработает. Может, мы теперь слишком взрослые, чтобы нам хоть что-то спускали с рук, а может, монахини переживают за результаты экзаменов. На твоем месте я бы договорилась со старушкой Катериной. Честное слово, она хорошая, хотя ты никогда в это не верила. Она гораздо старше других монахинь и очень одинока. Она живет ради учеников и была бы счастлива, если бы ты поговорила с ней начистоту. Правда, я не думаю, что ты захочешь. Тогда остается только последний вариант: выложиться до предела, как говорят. Посмотри на это как на состязание: ты им покажешь, ты им докажешь, как они в тебе ошибаются! Я действительно думаю, что ты способна переплюнуть весь класс. Моника (не кошка!) спрашивала про тебя, и я сказала ей, что ты способнее всех в нашей лондонской школе, а она не верит, считает, что я такая умная. А я не умная, я просто затыкаю уши и зубрю.

Пожалуйста, держи меня в курсе развития событий. Было бы так здорово, если бы ты писала каждый день. Хотела бы я писать каждый день… Иногда прошлое кажется таким далеким, но, когда я читала про Морин и Брендана Дейли (конечно, я помню его, он такой противный), все снова всплывает в памяти. Морин уже помолвлена? Они и правда теперь ваши родственники? Пожалуй, нам следует быть предельно вежливыми и не говорить про них ничего плохого, а то вдруг Морин выйдет замуж в их семью. Не могу поверить, что он ей нравится! Морин могла бы заполучить любого парня!

Я все болтаю про Морин, чтобы отложить следующую часть.

Дома просто тихий ужас. На Рождество мама слегла и не вставала с постели десять дней. У нее был бронхит и грипп, она совсем ослабела и походила на призрака. И все время о чем-то переживала. Мне кажется, она собирается от нас уйти. Только, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не говори тетушке Эйлин! Может, я ошибаюсь, и она просто очень сильно болела. Но она постоянно извинялась за то, что все получилось не так, как следовало, как будто чему-то пришел конец.

Я думаю, что отец тоже все знает, но не признается. Когда я предлагаю что-нибудь сделать вместе, что-нибудь веселое, чтобы порадовать маму, он спрашивает: какой в этом смысл? Ты не представляешь, какой кошмар здесь творится. Они ходят по дому и извиняются, если оказались в одной комнате. Нет, не смейся, так оно и есть на самом деле. В Килгаррете подобное и вообразить невозможно, там все всегда бегают из комнаты в комнату, но здесь нас всего трое, и я сижу с книжкой и делаю вид, что не обращаю на них внимания.

Ты не могла бы помолиться, чтобы все разрешилось благополучно? Ты, наверное, уже поняла, что я как бы отказалась от католической веры. Не знаю, действительно ли я когда-нибудь считалась католичкой, ведь ты запрещала мне ходить на исповедь и причастие, но теперь и того не осталось. Пожалуйста, помолись, чтобы мама не ушла к мистеру Элтону, и попроси всех в школе помолиться с намерением. Я знаю, ты никому не скажешь. Мистер Элтон невероятно милый, именно он снял ту дурацкую фотку, подарок для вас. Он вечно смеется и шутит. А теперь, когда мама чувствует себя лучше, она часто с ним видится, и я боюсь, что они собираются быть вместе. Порой, приходя из школы, я вижу на столе записку от мамы о том, что она может вернуться поздно. А мне страшно, что когда-нибудь там будет написано еще что-нибудь.

Возможно, я ошибаюсь. Помнишь, как мы все думали, что Имон утонул в реке, а он просто пошел домой другой дорогой? Вот примерно такой у меня страх.

Твоя Элизабет

Гарри сказал, что из