Ниневия - Андрей Евгеньевич Корбут Страница 32

Сумерки стали спасением.

От воды тянуло прохладой. Камыш нашептывал о надвигающейся грозе. Тучи заволокли небо, и где-то далеко на востоке уже сверкали молнии. Но глухие раскаты грома лишь радовали скифа. Непогода станет ему союзником.

Наконец он нашел место для переправы. Аракс здесь был не слишком широк, а главное — спокоен и предсказуем. Так, по крайней мере, казалось. Там, где не переправиться большому войску, одному коннику это вполне по силам, незаметно, с оглядкой, без лишней суеты.

На берегу, под сенью раскидистой ивы, Хатрас разделся, привязал одежду, сапоги и оружие к седлу и, стараясь поменьше шуметь, осторожно вошел в воду, держась за лошадь.

На середине реки сильное боковое течение подхватило их и стало относить назад, к знакомому берегу. Они едва не попали в водоворот; лошадь заржала от испуга, поддалась панике. Пока Хатрас справился с ней, успокоил, пока боролся с рекой — и не заметил, как очутился в тихой заводи, окруженной по кромке воды старыми ивами.

Было слышно, как хрипло и надсадно квакают лягушки, плещется рыба. Начинал накрапывать дождь. Затем через все небо по-предательски вспыхнула молния. Она зависла в воздухе, расползаясь по небу белыми шрамами, словно заразная болезнь. Вокруг стало совсем светло.

Хатрас невольно затаился, оглянулся — и вдруг увидел отряд скифов, вставший неподалеку на ночную стоянку. Один из воинов показывал в его сторону.

Свет погас так же внезапно, как и вспыхнул.

Хатрас повернул лошадь к противоположному берегу, но почти сразу почувствовал сильную боль в правом предплечье. Следом две стрелы вонзились в спину и шею испуганного животного. Лошадь забилась, заржала и потянула всадника за собой на дно. Пришлось забыть об одежде и оружии, самому плыть через реку, пока оставались силы.

Дождь усилился. Казалось, что вода в реке закипает. Хатрас уже не представлял, где тот берег, к которому он так стремился, и оттого просто отдал себя на волю богов. Единственное, что теперь его заботило, — выжить, не утонуть.

* * *

Хатрас очнулся от яркого слепящего солнца, а еще — от боли в суставах: руки были заломлены за спину и связаны, ноги спутаны чуть выше щиколоток: он лежал на берегу реки в нескольких шагах от скифского лагеря.

Близился полдень, но те, кто его схватили, спали словно младенцы, так же, как и его охранник — совсем молодой скиф. Он сидел в двух шагах от пленника, обнимая копье, прислонив к нему голову, и при этом тихонько сопел, иногда вздрагивая, точно щенок. Его товарищи расположились неподалеку под деревьями, вокруг залитого дождем кострища, укрывались войлочными накидками, кто с головой, кто по пояс.

Хатрас присмотрелся к часовому, приметил нож, бесхитростно заткнутый за пояс, с минуту раздумывал, как к нему подобраться.

Подползти поближе, поднять ноги к поясу — то, что он остался босой, сейчас могло его спасти — подцепить нож первым и вторым пальцами…

Юнец вдруг заворочался… Повернулся к пленнику лицом. И снова успокоился, засопел еще громче.

Теперь Хатрас узнал его — это был Дерт, один из дружинников Арпоксая, его кровного врага.

Вытащить нож получилось не сразу, а когда он упал на песок, охранник открыл глаза.

И как только Хатрас сумел изловчиться, чтобы ударить его обеими ногами снизу в подбородок! Было слышно, как хрустнула челюсть. Дерт завалился на бок и затих.

Подобраться к ножу, лечь на него спиной и, зажав руками, попытаться перерезать веревки. Почти получилось, но эта короткая схватка отняла слишком много сил.

Хатрас на мгновение потерял сознание…

На мгновение, как показалось ему. В действительности же — на несколько часов…

Когда Хатрас снова пришел в себя, то обнаружил прямо перед собой круп лошади и высокую траву, которая щекотала лицо и шею. Пленника везли в стойбище Арпоксая.

* * *

Они ехали берегом реки весь день, с сумерками повернули на север, к ночи остановились на привал в небольшом овраге. Хатрас к этому времени уже ничего не чувствовал, все чаще проваливался в какой-то темный бездонный колодец, куда доносились лишь обрывки разговоров скифов, делившихся между собой мыслями — кто и на что потратит обещанную Арпоксаем награду.

Ни покормить или напоить пленника, ни позаботиться о ране, из которой все еще торчала сломанная стрела, никто даже не подумал.

— Воды, дай мне воды, — прохрипел Хатрас, когда увидел рядом с собой чей-то темный силуэт.

Дерт рассмеялся, вылил ему на голову остатки того, что было во фляге, а затем мстительно ударил пленника кулаком по лицу. Но Хатрас снова ничего не ощутил, лишь вспомнил мальчишескую драку со своим побратимом Тарсом.

Вспомнил — и прошептал его имя, чувствуя, как все плывет перед глазами.

В следующий раз Хатрас пришел в себя, когда кто-то заботливо приложил к его губам флягу, чтобы он смог утолить жажду.

— Тарс, — повторил в бреду пленник, а побратим вдруг откликнулся.

— Я здесь. Тише, тише.

— Видишь, как получилось. . . Я должен был их спасти… Мою семью… Отца, мать, сестер и братьев… Я хотел увести их… Как жарко… Жарко… Дай мне еще воды…

Он бормотал и бормотал, не открывая глаз, в полузабытье, в полубреду, видел перед собой всех своих родных и близких, и радовался жизни…

Тарс был отличным следопытом, но найти побратима ему помогла слепая удача — так бывает, что боги иногда подыгрывают тем, кто этого достоин. С наступлением ночи он прокрался в лагерь, убедился, что Хатрас цел, после чего стал выжидать, пока все уснут.

Дозорным снова поставили Дерта. Какое-то время он ходил кругами, но ближе к полуночи, поддавшись сонливости, сел на пригорок и задремал. Тарс подобрался к нему с подветренной стороны и вонзил кинжал слева под лопатку, там, где было сердце; подхватил заваливающееся на бок тело и бережно положил на землю.

Затем Тарс еще ниже припал к траве и осторожно спустился в овраг. Подобрался к самому костру, вокруг которого спали скифы, осмотрелся, прислушался к их ровному дыханию.

И усмехнулся. Как же беспечно вели себя его соплеменники!

Этот смельчак почувствовал себя волком, что прокрался в стадо баранов, чтобы убить их не столько ради еды, сколько ради холодного азарта. Так же, как и баранов, он их зарезал, после чего хладнокровно