Елизавета I - Маргарет Джордж Страница 30

Ди устремил на него взгляд своих янтарных глаз.

– Дата вашего рождения безошибочно сказала мне, кто вы такой, – произнес он и вновь склонился над своими диаграммами. – Ваше рождение было благоприятным, и первые годы вашей жизни тоже. Затем я вижу неудачу… какое-то поражение.

Вид у астролога сделался встревоженный.

– Я… я вижу, что в скором времени вам будет предложено королевство. Могу сказать вам, сир, вы не должны упускать возможность, поскольку в конечном итоге никакой разницы не будет.

Ну все, довольно. Я жестом велела Ди умолкнуть.

– Сегодня не лучший ваш день, – сказала я. – Ничего существенного вам увидеть так и не удалось. Покажите нам лучше какие-нибудь другие ваши игрушки.

Зря я привезла сюда французов.

Выждав приличествующее количество времени, я поблагодарила Ди за гостеприимство, с которым он принял нас, несмотря на то что мы нагрянули без предупреждения. По пути обратно мы встретили его мать, и гости засыпали ее комплиментами, уверяя, что она куда больше похожа на младшую сестру Ди, нежели на его родительницу.

Пока они льстили и кланялись, Ди настойчиво прошептал мне на ухо:

– Я не сказал вам худшего. Я увидел в гороскопе герцога ужасный конец. Это биотанатос, ваше величество.

Это было так чудовищно, что он не осмелился произнести этого по-английски. Но я знала греческий, и это значило «насильственная смерть посредством самоубийства».

Ввиду всех вышеупомянутых обстоятельств я прекрасно понимала, что нашим матримониальным планам не суждено больше сбыться. Меня разрывало между облегчением и крушением надежд. Несколько дней спустя Франциск прибыл официально и был торжественно принят при дворе. Драгоценные воспоминания об этих ухаживаниях остались в наших сердцах, но продолжаться под безжалостным оком общественности они не могли. А мы не могли больше быть сами собой, ибо принадлежали другим.

И тем не менее я озадачила даже саму себя, объявив о своей помолвке при свидетелях с галереи Уайтхолла. Зачем я это сделала? Есть такие, кто считает меня мастерицей хитроумных игр и политических жестов, но тут даже я сама терялась в догадках относительно собственных мотивов. Быть может, мне хотелось испытать, пусть всего на день, те чувства, какие испытывает будущая невеста. Ибо наша помолвка продлилась всего день. В ту ночь я так и не сомкнула глаз от страхов и дурных предчувствий, одолевавших меня.

Когда рассвело, я поняла, что не могу идти дальше.

Я сказала Франциску, что еще одной такой ночи попросту не переживу. Я вернула ему кольцо и закрыла для себя вопрос замужества раз и навсегда.

Ди не ошибся, Франциску не выпало счастливой судьбы. Он бесславно умер от лихорадки (не был убит и не совершил самоубийство, если, конечно, не считать самоубийством готовность выйти на поле боя) всего через два года после того, как отплыл от наших берегов в новой попытке снискать славу на нидерландской земле. Я носила по нему траур. Я оплакивала смерть моей юности.

А что же Дадли? В конце концов мы возобновили отношения, но между нами всегда стояла она. Она вечно маячила где-то на заднем плане, плетя козни и интриги, точно паучиха. Их сын умер совсем маленьким; больше детей у них не было. Дадли был безутешен; помимо того, что он любил мальчика, ему отчаянно необходим был наследник. Что толку от пожалованного ему титула графа Лестера, огромного поместья и замка Кенилуэрт, если не будет сына, которому все это можно передать? Так оно и случилось.

Теперь Франциск и Дадли лежали в земле, не оставив потомства, а мы с Летицией остались жить.

Ноздри мои защипало от едкого запаха. В западном окне догорал закат над Мортлейком. Уолсингем застонал и заметался. Прошлое промелькнуло в моей памяти в один миг и растаяло. Я снова очутилась в настоящем. Успевшая вернуться с охапкой ароматических трав Фрэнсис одну за другой отправляла сухие былинки в огонь. Их запах вернул меня к реальности.

Я улыбнулась ей. Дневник, оставленный в кресле, исчез. Она сама о нем позаботилась.

Уолсингем умер три дня спустя. Хоронили его ночью – из опасения, что на похороны заявятся кредиторы и станут требовать причитающееся. Так не подобало. Как я уже говорила, если бы у Англии были деньги, ее верный слуга не умер бы такой смертью, а отправился на заслуженный отдых богачом. Те, кто служил мне, платили за свою верность немалую цену. Мне оставалось только надеяться, что Господь вознаградит их лучше моего.

14

Май 1590 года

Меня беспокоила Фрэнсис. Ее страдания по Эссексу, о которых я узнала, заглянув в дневник, тревожили. Для такой девушки, как она, влюбиться в Эссекса было верным способом испортить себе жизнь. Он носил высокий титул и, без сомнения, жену себе стал бы искать исключительно среди равных по положению. К тому же он был известный сердцеед и чересчур уж любил общество женщин. Как и все люди подобного склада, он способен был заставить свою жертву поверить, что она единственный объект его искреннего и неподдельного интереса. По всей очевидности, этот талант он унаследовал от матери. Девушкам вроде Фрэнсис делать рядом с таким нечего, и чем скорее она поймет это и ради своего же блага выкорчует из своего сердца чувства к Эссексу, затушит их, точно опасный костер, тем лучше для нее.

Быть может, мне самой подыскать осиротевшей бесприданнице мужа? Быть может, это мой долг перед моим верным Уолсингемом? Быть может, одернуть Эссекса, приказать ему, чтобы прекратил дразнить Фрэнсис?

Я терпеть не могла вмешиваться в чужую личную жизнь. Как у королевы, у меня была такая прерогатива, еще и поэтому я старалась этого избегать. Единственное, чего можно было добиться подобным вмешательством, – это настроить человека против себя, и все ради чего? Никакой конечной цели у него не было.

Таким размышлениям я предавалась одним майским утром, хмуро сидя за письменным столом, когда ко мне подошла Марджори.

– Ваше величество, у меня важные новости. – Она дождалась, когда я вскину на нее глаза, и лишь тогда сказала: – Фрэнсис Уолсингем вышла замуж за графа Эссекса.

– Что? – только и смогла произнести я и потом: – Когда?

– Предположительно, хотя наверняка я утверждать не могу, они поженились практически сразу или даже еще до того, как умер Уолсингем.

– Тайком!

А она оказалась умненькой девушкой. Умнее, чем я считала.

Однако мое первоначальное мнение никак не изменилось. Она не будет с ним счастлива. Эссексу нужна рядом пылкая и сильная женщина, которая уравновешивала бы его. Фрэнсис ему не пара. Меня