В когтях германских шпионов - Николай Николаевич Брешко-Брешковский Страница 30

Флуг, весь в чёрном — черный простой галстук, черный сюртук — спустился вниз, в парикмахерскую, вышел оттуда помолодевший, до глянца выбритый, и через десять минут пузатый, в красном жилете и в белом клеёнчатом цилиндре извозчик с какой-то нелепой меховой пелериною на плечах остановил свою коляску возле казарменного типа здания прусской архитектуры еще времён Фридриха Великого.

Здание охранялось. У главного входа стояли две полосатые будки, и у каждой — по часовому. Рослые гвардейцы в касках, однобортных синих мундирах и по-летнему в белых парусиновых штанах. Какой-то штатский, по всей видимости, один из низших агентов, дружески беседовал с приземистым рыжеусым шуцманом, тоже в каске и тоже в парусиновых штанах.

Увидев Флуга, шуцман вытянулся и, задрав щетиною обросший подбородок, отдал честь с той прусско-немецкой выправкою, которая нам всегда кажется неестественной, карикатурной. Его штатский собеседник учтиво приподнял шляпу.

Флуга знали здесь…

Знали его хорошо и внутри старого, казарменного типа здания. Но здесь для всех были одинаковы правила. Флуга повели в приемную. Повели, потому что за ним по пятам шел жандармский унтер-офицер. В приемной дежурный чиновник, поздоровавшись с Флугом за руку, тотчас же с непроницаемым, «чужим» видом спросил:

— Как ваша фамилия и кем вы желаете быть принятым?

Ничуть не удивленный бритый господин с тусклыми глазами ответил:

— Моя фамилия Прэн. Американский подданный. Желаю быть принятым его сиятельством графом Ведлем.

— Его сиятельство здесь. Будет сейчас же доложено. Соблаговолите присесть.

Дежурный чиновник вышел, а Флуг остался в обществе жандармского унтер-офицера.

Чиновник вернулся.

— Пожалуйте наверх…

В обширном круглом вестибюле с каменным полом жандармский унтер-офицер передал Флуга другому унтер-офицеру. Флуг вместе с ним поднялся на второй этаж. Прошли вдоль коридора с тяжелыми сводами и остановились у дверей с курьером, обшитым галунами и позументом. Курьер, пожилой, бородатый человек, ветеран Франко-прусской войны, поклонился Флугу, как знакомому, и как незнакомого спросил:

— Вы тот самый Прэн, который желает видеть его сиятельство?

— Да, я тот самый.

Курьер скрылся за дверью, тщательно прихлопнул ее за собою и тотчас же вышел обратно.

— Просят…

Флуг очутился в кабинете графа и действительного тайного советника Ведля, одного из самых близких императору Вильгельму сановников.

Высокий, седой, сухощавый старик, типичный прусский бюрократ, приподнялся с легкой улыбкою навстречу. Флуг почтительно коснулся протянутой через письменный стол руки.

Стол завален весь был картами, чертежами. Там и сям, в виде пресс-папье — стаканы орудийных снарядов. Несколько обойм с патронами для винтовок. На стене висели гигантские карты Франции и России. Для удобства они могли подниматься и опускаться на горизонтальном стержне.

Граф молвил:

— Я не предлагаю вам сесть потому, что, вероятно, сейчас же Его Величество потребует вас к себе.

Флуг молча поклонился.

— Много интересных новостей?..

— Очень много, ваше сиятельство.

— Здесь мы готовы. Готовы с головы до ног. А как вы там, в Польше?..

— И там готовы. Мои наблюдения дали самые отрадные результаты.

— Да? Впрочем, я ни минуты не сомневался в нашем верном авангарде.

Ведль нажал кнопку. На пороге кабинета вырос ветеран Франко-прусской войны.

— Я сейчас доложу, — вставая, сказал Ведль Флугу.

Он скрылся за дверью, которая маскировалась сплошной, тяжело падавшей портьерой. Флуг улыбнулся глазами, чтоб не видел курьер. Повторяется та же самая комедия, как и в тот раз, когда он был послан в марокканские воды, на «Пантеру».

Минут через пять граф вернулся.

— Ступайте за мною.

Опять коридор с двумя кирасирами на часах в глубине. Кирасиры в ботфортах с раструбами и белых лосинах стояли, как изваяние. И только с приближением графа вплотную отсалютовали ему обнаженными палашами.

Флуг, неробкий, видавший всякие виды, почувствовал какой-то странный, сковывающий холодок во всем теле. Вслед за графом он вошёл в квадратную комнату с паркетом, сияющим, как лед, золочеными стульями и с громадным портретом Фридриха Великого кисти Менцеля.

— Подождите!

Флуг остался один. И опять улыбка глазами. Все исполняется по программе с математической точностью.

— За мной, — лаконически уронил как-то незаметно для него вернувшийся граф.

Ведль сам открыл массивную дубовую дверь и на этот раз пропустил Флуга вперёд. Флуг инстинктивно зажмурился на мгновение и, когда раскрыл глаза, увидел в пяти шагах от себя императора Вильгельма, сидевшего в маленьком кабинете за маленьким столом. На императоре был зеленый мундир со звездою «Пур ле мерит»[8] на груди.

Кайзер движением беспокойных перламутровых белков ответил на низкий поклон Флуга и сказал Ведлю:

— Оставьте нас вдвоём, граф.

Ведль вышел на кончиках пальцев, бережно и тихо притворив дубовую дверь…

Флуг с самого агадирского конфликта не видел императора. Мало переменился кайзер. Несколько новых морщин. В плотной щетке рыжеватых волос появились бело-серебряные нити. Но с таким же гордым вызовом торчат кверху концы спрессованных бинтом усов. Лицо бледно-желтое — повелитель Германии не выспался. Всю ночь терзал его надоедливый тик, и сейчас правый глаз подергивался все время каким-то моргающим движением, словно император неустанно подмигивал кому-то… И вдобавок еще болело ухо, заложенное ватой, чтоб остановить вытекавшую желто-зеленую жидкость.

— Поляки? — резко спросил Вильгельм.

— Встанут как один человек, Ваше Величество. Таково общее мнение. Слишком велика их ненависть к русским.

— Ну, положим, эти французы в славянстве и к нам особенно нежных чувств не питают… Но, если этому легкомысленному народцу вскружить голову и надавать обещаний… Ведь водил же их за нос Наполеон!.. И как водил!..

Император задал еще несколько вопросов Флугу. Потом вынул из письменного стола небольшую тетрадку, исписанную убористо машинописным шрифтом, и листик бумаги. Этот листик он протянул Флугу.

— Здесь всего несколько строк. Вы обладаете памятью, это я знаю по Агадиру. Сейчас же, слово в слово, заучите наизусть все содержание. Только три человека должны знать, что здесь написано. Я, вы и граф Бертхольд. Слышите!.. Отсюда вы отправитесь в Вену и, повидавшись с графом, с глазу на глаз, скажете от моего имени содержание этой бумажки. Пусть он руководствуется этим, и только этим. И если отсюда, из Берлина, и от нашего посла в Вене он будет получать самые противоречивые документы, он не должен ни на минуту считаться с ними. Поняли? Даже если бы получил мое собственноручное письмо… Даже! Поняли?..

— Понял, Ваше Величество.

— А теперь — наизусть… до последней запятой!..

Флуг, нечеловеческим усилием напрягая всю свою действительно богатую память, беззвучно шептал эти страшные фразы, чтоб каждая неизгладимым каленым железом отпечаталась в мозгу.

— Есть, Ваше Величество…

— Дайте сюда бумажку… Повторите.

Флуг повторил.

— Так, верно… Еще раз!..

Флуг повторил еще раз.

Император зажёг одну из восковых свечей, стоявших у чернильницы, и медленно поднёс