Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков Страница 29

class="p1">Несмотря на колоссальную роль и влияние государства как в Пруссии, так и в Германии, это эффективное и функциональное государство не имело за собой духовно освященной традиции национально-государственной идеи. Если США с момента своего возникновения строили государство на мифах демократии, если в Англии и Франции государство строилось на различных интерпретациях буржуазной революции, то Пруссия, а затем Германия, как отмечал М. Грейффенхаген, была исключительно государством рассудка, строившимся на рациональности; прусский консерватор Адам Мюллер называл Пруссию государством-машиной. «Эффективность, – писал Мартин Грейффенхаген, – была законом, в соответствии с которым оно функционировало и благодаря которому это государство жило»[187]. Немецкий историк Себастьян Хаффнер придумал очень точное определение для прусской политической культуры, назвав Пруссию «государством без свойств»[188]. Впрочем, это нисколько не помешало сделать из Пруссии национальный миф в годы Веймарской республики. С одной стороны, это произошло потому, что мифу даже противопоказана идентичность, а с другой стороны, прусская служебная этика, прусский стиль и рациональность, понятие о долге, чести без сомнения представляют собой предметы, достойные преклонения и уважения.

Пруссия была ликвидирована союзниками по антигитлеровской коалиции в 1946 г. как оплот реакции и милитаризма. Действительно, в отдельные периоды своей истории Пруссия была реакционным государством; а какое государство не было таковым когда-либо? То же следует сказать и о милитаризме. Фридрих II вел агрессивную внешнюю политику, нацеленную на расширение собственного господства, но разве Карл XII, Петр I, Екатерина II не делали то же самое? В разгар Второй мировой войны американский юрист Квинси Райт подсчитал, что с 1480 по 1940 г. чаще всего в войнах принимала участие Великобритания – 28 % случаев, затем следуют Франция, Испания, Россия, Австрия, Турция, Польша, Италия, а германский рейх (включая войны Пруссии), несмотря на свое центральное положение в Европе со своими 8 % стоит на 9-м месте[189].

Следует отметить, что в период Веймарской республики Пруссия, наоборот, была оплотом социал-демократии, республики, порядка. Министр президента Пруссии с оттенком шутки, но уважительно, называли «прусским королем», поскольку в отличие от других земель и от Германии в целом, где постоянно происходила правительственная чехарда, правительство Отто Брауна бессменно находилось у власти весь период Веймарской республики. Еще более примечателен факт, что Пруссия не была представлена в верхнем эшелоне власти нацистов и, наоборот, консервативное сопротивление (движение 20 июля 1944 г.) составили пруссаки Клаус фон Штауффенберг, Хеннинг фон Тресков, Фриц фон Шуленберг и другие. После заговора 20 июля 1944 г. нацисты уничтожили лучших представителей прусского дворянства, что означало конец немецкой политической элиты старых времен. Ральф Дарендорф писал по этому поводу: «Прусская дисциплина, правопорядок, но и прусский либерализм, честная прямота, но и авторитаризм прусской традиции, гуманность, но и намеренная безгласность многих в политической практике прусского прошлого, – все это закончилось 20 июля 1944 г.»[190]. Ушло в прошлое пруссачество, которое долгое время представляло из себя «тесную связь подчеркнуто солдатского духа и христианско-евангелического этоса. Прусский стиль – это чувство долга, скромность, умеренность, правовой порядок в государстве. Примеры этого стиля: Гнейзенау, Клаузевиц, Штейн, Гарденберг, Мольтке. От прусских королей не проведешь прямую линию к Гитлеру, поскольку экстремальный радикализм национал-социализма нашел своего вождя в австрийце католической веры, а прусский трезвый дух кальвинизма и Просвещения отвергал этот радикализм»[191].

Отнюдь не случайностью было то, что в Ваффен-СС были введены вместо прусских плетеных галунов (Gardelitzen) австрийские звезды в качестве знаков различия чинов на петлицах. Отсутствие прусских реалий отразилось даже в названиях дивизий и полков Ваффен-СС. На треть они имели партийные названия («Adolf Hitler», «Der Führer», «Hitlerjugend», «Horst Wessel», «30. Januar»), другая треть – заимствованные из имперской истории Германии («Das Reich», «Götz von Berlichingen», «Florian Geyer»), мифологического происхождения («Germania», «Thule», «Danmark», «Norland», «Wiking», «Nederland»), две дивизии Ваффен-СС носили имена из истории Габсбургов («Prinz Eugen», «Maria Theresia»). Только один полк Ваффен-СС носил имя из прусской истории «Schill» (в честь прусского героя антинаполеоновского сопротивления)[192].

По всей видимости, приказ Союзного контрольного совета № 46 от 23 февраля 1946 г. о ликвидации Пруссии как «оплота милитаризма и реакции в Германии»[193] следует признать скорее актом эмоциональным, нежели основанным на объективных оценках, чего было трудно ожидать от победителей после окончания самой ужасной из всех войн… впрочем, и нацелен приказ № 46 против мифа, который уже умер, хотя те особые свойства немцев протестантско-прусского склада способствовали тому, что ГДР стала образцовым сателлитом СССР.

С другой стороны, без знаменитой прусской милитаристской традиции и безупречной воинской организации нацисты остались бы нулями в войну, ибо в нацистской системе доминировала не организация, а скорее дезорганизация и борьба компетенций. Ставить это в вину Пруссии, однако, совершенно неправомерно, ибо прусский служебный этос и организация были действительно образцовыми и достойными подражания. Как писал Раймон Арон, «всегда можно выяснить исторические причины того или иного события <..> но ни одну из них никогда нельзя считать главнейшей. Невозможно заранее предвосхитить последствия какого-либо события. Даже утверждение, что некоторые факты важнее прочих, двусмысленно»[194]. В любом случае прусский дух способствовал возникновению в Германии особо эффективной организации любого дела, то есть, рассматривая прусскую историю, легко перепутать гнусное дело с его хорошим исполнением.

1.3. «Бидермайер», немецкий национальный характер

Немецкий национальный характер представлял собой весьма причудливое переплетение сильных страстей и инстинктов у народа, имеющего несомненный артистизм, но без необходимого вкуса, обладающего страстью к технике и инженерии, но в феодальном по существу обществе, любящего семейные добродетели, но совмещающего их с прирожденной воинственностью, имеющего склонность к насилию, но оно было связано, однако, со стремлением быть любимыми и почитаемыми, имеющего повсеместно распространенную склонность к сепаратизму и вместе с тем преисполненного чувства долга… Этот же народ обитал в величественных лесах, океане лесов, который служил обиталищем как для сказочных монстров, так и сказочных фей.

Ш. де Голль[195]

Национальный характер во многом идентичен языку. Грамматика и словарный запас являются общими для всех. Интонация, подбор слов, построение фраз у каждого человека свои. Национальный характер также мало говорит о чертах отдельного человека, как грамматика – о личном стиле речи или письма.

Джеффри Горер[196]

Общественно-политические условия в период «бидермайера»

На протяжении двух веков, предшествовавших Бисмарку, большая часть того, что мы называем Германией, по разным причинам не была тронута грандиозным движением европейской истории. Вполне естественно, что у ее населения складывались особенности ума и формировалась жизненная и политическая позиция, соответствовавшая данному положению, и многие черты, считающиеся чисто немецкими, сформировались именно в этот период.