Апельсин потерянного солнца - Ашот Бегларян Страница 17

оно делает это по своей доброй воле… Объявив себя хозяином природы, человек на деле ведёт себя как сугубо потребитель и паразит: он не только отравляет организм природы отходами своей жизнедеятельности, но и откровенно уничтожает всё вокруг себя, истребляет себе подобных, изобретает новые всесокрушающие бомбы и сбрасывает их на себя же. Воина, ослеплённого человеконенавистнической пропагандой, не умиляет улыбка ребёнка, не останавливают печальные глаза матери и морщины старика… Надо выветрить вирус зла из сердец и поселить туда добро, которое засияет как солнце, не оставив ни единого уголка для тьмы…»

Но как? У юного романтика, конечно же, был свой ответ на этот экзистенциальный вопрос, который волнует человека и в ранней молодости, и в зрелые годы, и в преклонном возрасте. Он заключался в следующем. Иногда одна великая вещь или событие могут поменять всё. Произведение, которое он напишет, поразит людей своей необычной гармонией, глубиной смысла и мощной энергетикой, озарит неземным светом, заставит даже самых бесчувственных заплакать слезами ребёнка, очиститься, думать, говорить и поступать лучше. Волшебное творение, а это, скорее всего, будет поэма, поможет человеку осознать, что он не простое природное существо, а самый настоящий венец природы, который не только должен замечать и беречь окружающую его красоту, но и сам создавать эту красоту, делать мир эстетичнее, светлее и добрее.

«Зло кажется более конкретным, осязаемым и внушительным, чем добро, — размышлял Эрик. — Гнусные мысли, зародившиеся в голове Адольфа Гитлера и толкнувшие его на чудовищные преступные действия, изменили ход мировой истории. Больные идеи, воплотившись в разрушительную силу, обернулись адом для всего человечества. Объединившись, люди доброй воли сумели, правда, ценой миллионных жертв, раздавить гадину фашизма. Казалось, зло повержено в прах… Но что это?! Высвобождённая, как джинн из бутылки, атомная энергия в доли секунды превращает в пепел сотни тысяч людей вместе с мирными городами в Стране восходящего солнца[18]… Почему зло столь активно и агрессивно, а добру чаще всего приходится выступать в роли пожарного и ликвидатора негативных последствий? Почему добро должно всё время напрягаться и искать новые силы и поддержку, дабы бороться с ежеминутно меняющим свои лики злом? Почему добро очень часто вынуждено уподобляться злу и отвечать ему тем же, использовать его же средства и методы — мстить, давить, резать, крошить, убивать? Но ведь добро первично, с молоком матери мы впитываем понимание о добре. Тогда откуда столько зла в мире и что в итоге останется от добра, если каждое крупное сражение со злом обходится ему такими великими жертвами?»

За окном невзрачной комнаты студенческого общежития стояла глубокая беззвёздная, плачущая капелью ночь. Эрик переворачивался с боку на бок в жестковатой постели. Борьба противоречивых и вроде бы взаимоисключающих, однако связанных в неком странном единстве мыслей распирала черепную коробку:

«Человек ухитрился поместить в бесчувственную бомбу размером с апельсин огромную разрушительную силу. Живое разумное существо непонятным и странным образом готово использовать каждый нейрон своего мозга для создания искусственных чудовищ-убийц. И если так будет продолжаться, то пепел заблуждения окончательно потушит искру добра, изначально заложенную природой в каждого человека… А ведь можно вместо чёрного ядерного гриба поднять высоко над землей белый гриб добра, откуда хлынул бы не смертельный радиоактивный ливень, а очистительный дождь…».

Эрик не заметил, как заснул, но ему всё казалось, что он не спит, а стоит у окна, сжимая в творческом поиске горячие виски, и периодически записывает в тетрадку рождающиеся поэтические строки.

Рано утром Эрик проснулся со стихами в голове: «Счастливые прибрежные пески / вдыхают с наслажденьем свежесть океана. / Барханы же, от зноя плавясь, вожделеют / далёкие прохладные моря…»

Эрик тут же записал эти строки в тетрадку, постоянно «дежурившую» на тумбочке. Возможно, это и было начало того самого ТВОРЕНИЯ, которое послужит детонатором спасительного для человечества пассионарного взрыва…

Глава 9

Взрослея, человек начинает всё больше полагаться на себя, решительнее отделяет себя от других и стремится к максимально возможной независимости. Особенно это касается бывших сирот, привыкающих к самостоятельности с ранних лет. Родителю же, и в первую очередь матери-одиночке, вдове, свойственно всю жизнь видеть в своём любимом чаде маленького ребёнка (хотя тот уже обзавёлся собственной семьёй) и пытаться вечно руководить им, навязывать ему свою точку зрения.

Кнар готовила хурджин с деревенскими гостинцами для сыновей. Помимо сушёных фруктов и ягод, кислого лаваша из сливы и кизила, тутового дошаба[19], сыра, хашила[20] и куркута, мать непременно клала в посылки для Алека и Эрика по две пары связанных собственными руками тёплых носков из овечьей шерсти. В записке напоминала, что «все болезни от ног» и нужно постоянно держать их в тепле. Советовала для профилактики простуды и гриппа каждое утро принимать натощак ложку дошаба. Конечно, был перечень и других наставлений и назиданий. Кнар учила сыновей быть благоразумными и осторожными, заботиться о себе, «не высовываться», ибо «люди завистливы и злы». Если наставления матери в какой-то мере раздражали Алека, то Эрик относился к ним с умилением и жалостью. У него даже родился экспромт, аллегорически объясняющий сверхзаботу матери: лютый вихрь военной поры настолько смутил озерцо хрупкой вдовьей души, что сегодня даже от лёгкого дуновения ветерка дыбятся волны житейского моря…

Прошло уже почти два десятка лет со времени окончания войны, но Кнар продолжала запасаться на «чёрный день»: сушила сухари, готовила впрок сухофрукты и варенья из различных ягод, чоратан[21]. Свой стратегический запас она хранила в погребе. Там же, в огромной бочке с зерном, она прятала стеклянный баллон с тутовой водкой, которую в местных краях искренне считали не алкогольным напитком, а лекарством — разумеется, если употреблять в умеренных дозах.

Сама хозяйка ела мало, словно берегла еду для детей, как делала это в лихие годы войны. Яичко всмятку с кусочком тонирного хлеба составляли завтрак Кнар. Запивала травяным чаем, размешав в нём ложку мёда. На обед в поле она брала с собой варёную картошку, кусочек сыра, пару свежих помидоров и огурцов, зелёный лук со своего огородика. Как-то во время перерыва, разложив еду на пледе под раскидистым дубом на краю поля, Кнар полушутя-полусерьёзно пожаловалась подругам-колхозницам:

— Эх, сколько времени можно было бы сэкономить, если бы не эта унизительная потребность кушать.

— Тогда зачем нам коммунизм? — в том же тоне парировала бойкая молодуха Вардануш, схватив большое красное яблоко и шумно надкусив его. — Ведь для того и стараемся, чтобы каждый лопал до отвала, по потребностям и способностям своего желудка.

— Молчи, бесстыжая! —