Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев Страница 16

девочек Ярослав, как обещал, пристроил в бабинец. Ольга была не против – выходцы из житьих чаще оказывались более верными князьям, чем бояре с их интригами и коварством. Прислуживали Порфинья и Фотинья с тех пор княгине и боярыням за столом во время частых пиршеств, раскладывали скатерти, носили кушанья и вина. Отца Фотиньиного нашли целого и невредимого, жива оказалась и мать её, правда, хозяйство всё было порушено наводнением.

– На три лета освобождаю тебя от дани! – объявил Миколе, приземистому мужичонке с пегой бородкой, Ярослав. – И даю тебе такожде двунадесять гривен – чтоб отстроился заново, двор свой и хозяйство возродил.

Ошарашенный такой милостью Микола кланялся князю в пояс и слёзно благодарил.

– Что-то добр ты вельми, княже, к сим житьим людишкам. С них жёстче спрашивать надобно. Пускай бы отрабатывал гривны твои, – упрекал после Ярослава Семьюнко. – Или… мне сие дело поручи. Уж я с него стрясу!

– Сказал: дарую гривны! – недовольно прикрикнул на него Ярослав. – И довольно об этом! Всех, конечно, гривнами не задаришь, но Микола… пусть отстраивается.

Семьюнко обиженнно прикусил губу. Не первый год косился он на богатые рольи[104] этого житьего, хотел прибрать их к себе, да всё никак не получалось. А теперь… такой был случай! Но князь вмешался, не дал закабалить сего Миколу, спросил, догадываясь, верно, о замыслах товарища своих детских лет:

– Или у тебя земли мало, что всё на чужое глядишь, друже Семьюнко?

– А с Порфиньиным двором как быть? Она ж топерича сирота.

– А Порфиньин двор и хозяйство, коли родичей более у неё нет, под себя я возьму. Так положено, коли она у меня в хоромах служит. А после, как замуж пойдёт, мужу её и отдам, – сказал Ярослав. – Всё тут просто и ясно. Что мудрить?

Скрыл в душе своё недовольство Семьюнко, через силу улыбнулся в ответ, пожал плечами, отмолвил кратко:

– Твоя воля, князь.

Но с того разговора, с тех слов пробежала между друзьями первая тень.

Глава 10

Избигнев вернулся в Галич уже зимой, когда мало-помалу схлынули мутные воды, закончились проливные дожди, Днестр успокоился в своём каменном ложе, покрывшись тонкой корочкой льда, а в воздухе закружились в причудливом плясе снежинки. Белым покрывалом укутались холмы, лёд сковал ушедшую в своё обычное русло Лукву, засыпало снегом густой кустарник, росший по балкам и буеракам.

Галичане отстроили заново мост, возвращались к обычной повседневной жизни, возводили хаты, амбары, бретьяницы[105] на месте разрушенных наводнением. Жизнь после ненастья потекла прежним порядком. Шумел торг, струились дымки над мастерскими ремественников, важно разъезжали по улицам боярские возки.

Горячо расцеловав в щёки улыбающуюся Ингреду и маленького сына, Избигнев тотчас вновь взмыл на коня и понёсся к княжескому терему. Вести он имел важные и срочные.

…Опять сидели они вдвоём в покое на верхнем жиле. По соседству, в смежной каморе, где располагалась библиотека, корпел над книгами инок Тимофей.

– Не бойся. Тимофей там. Этот не разболтает. Свой, – рассмеялся Ярослав, когда Избигнев глазами молча указал ему в сторону сидящего на кленовом стульчике за приоткрытой дверью монаха. – Ну, рассказывай давай, друже, что сведал у угров.

«Бывают сведения, о которых не следует знать никому лишнему, будь то даже лучший друг», – подумал Ивачич, но смолчал. Воистину, Тимофей умеет держать язык за зубами.

– Ну, так, – начал он. – Первое, и главное – вдовая королева и палатин[106] вельми рады предложенью твоему. Второе. Архиепископ Лука – тот супротив брака короля с княжной. Мол, не латинянка Евфросиния. И третье. Заправляет всеми делами в Угрии королева Фружина. По сути, она страною сею правит. Но Иштван – вельми капризный юнец. С матерью почасту спорит, дерзит. Бешеный нрав у королька. Думаю, подрастёт, оперится, опыта немного наберётся и перестанет материной юбкой прикрываться. Вот тогда бог весть что там у них случиться может.

Высказал разом Избигнев всё, что хотел, и умолк, вопросительно уставившись на хмурящего чело Ярослава. Но вот поднял на него князь свои глаза цвета речного ила, отмолвил твёрдо:

– Что ж. Стало быть, нынешней зимой и отправим княжну в Угрию. Обручим её с Иштваном. А потом отъедет она в монастырь в Тормово, там и поживёт до своего совершеннолетия года два-три. Мала покуда. Тот монастырь ещё королева Анастасия Ярославна сто лет назад основала. Наши русские жёнки православные там живут, Бога в молитвах славят.

– Так, княже. – Избигнев согласно кивнул. – Но всё же… Не рано ли твоей дочери к уграм ехать? Мала ведь, сам говоришь. Почитай, ребёнок совсем.

– Пусть едет. Ты пойми, друже, обручение это – залог мира и союза с Иштваном и его матерью. Королева Фружина! – Ярослав усмехнулся и качнул головой. – С нею лучше дружить. Умная она жёнка. И смелая. С мужем своим покойным, Гезой, даже в походы не раз вместе хаживала. В Галич сюда приезжала она единожды, ещё когда молод я был. Не помню, о чём толковня у Гезы с отцом была. Её только запомнил – едет, в шеломе, в панцире дощатом[107], словно ратник, вся железом облитая. Шелом сняла с подшлемником, косы золотистые на плечи упали, тогда лишь и понял я, что жёнка. И гордая вся, строгая, властная. С такой не пошутишь. Дочь Мстислава Великого. Хотя юная совсем была.

– Очи у ней светлые, – добавил со вздохом Избигнев. – И волосы, как лён. Мать ведь её – новогородка. В мать и дочь, видно.

Осмомысл неожиданно рассмеялся.

– Ты в неё влюбился, что ли? Говоришь так, будто томишься, сохнешь по ней.

– Да что ты, княже! У меня – жена, сын. Просто яркая она жёнка. Верно ты сказал: умная, смелая. Не позавидую я её врагам.

Вспомнил Ивачич давнюю схватку свою на саблях с венгерским бароном Фаркашем на Вишеградской горе[108], когда остановила их поединок гневная женщина – королева. И как стыдила она потом их обоих, но почему-то не обидно было совсем Избигневу. Наоборот, он смотрел на красивое лицо королевы и восхищался ею. Хотелось преклонить перед ней колено, поцеловать край платья, дать клятву верности. Но он был посол, чужеземец, он не мог…

Ровный голос князя оторвал Избигнева от воспоминаний.

– Брат Иштвана – Бела, в заложниках у Мануила, – перевёл разговор на другое Ярослав.

– Так, да не так, – возразил ему тотчас Ивачич. – Палатин Угорский в келейной беседе иное мне поведал. Думает базилевс Мануил дочь свою Марию за Белу выдать. А так как сынов у базилевса нет, объявить Белу наследником своим. А заодно и посадить его на