Фернандо Магеллан. Том 1 - Игорь Валерьевич Ноздрин Страница 14

После цитаты из Библии Антоний гордо выпрямился в кресле.

– Значит, рабство установлено Всевышним? – усомнился Магеллан.

– Власть, государство, положение человека в обществе – все от Бога, – уверенно произнес священник. – Павел поучал учеников: «Каждый оставайся в том звании, в котором призван». Он писал в послании к эфессянам: «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте вашего сердца, как Христу». Когда Онисим сбежал от хозяина, принял христианство и примкнул к ученикам апостола, тот полюбил его, но отослал назад владельцу, не осмелился посягнуть на чужую собственность. Если бы он был против рабства, то спрятал бы Онисима у себя. Похожие примеры мы находим у Иоанна Златоуста и Блаженного Августина, считавших рабство наказанием за грехи. Они осуждали выступления за его отмену, ибо это противоречило Божьей воле, призывали рабов к кротости и смирению.

– Павел говорил о рабах, рожденных в неволе. Малаец появился на свет свободным, – возразил Фернандо. – Как бы вы поступили на моем месте?

– Я бы отпустил Энрике, – вопреки своей логике, неожиданно сказал юноша. – Любовь к истине, Господу Богу и рабство – не совместимы. Тиран не имеет в сердце любви. Без нее он не войдет в Царство Божие. Апостол Павел писал в Первом послании к коринфянам: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если обладаю даром пророчества, знаю тайны, имею познание и полную веру, так что могу горы переставлять, а любви не имею, то я – ничто, – взволнованно произнес Антоний. – Если раздам имение и принесу тело на сожжение, а любви не имею, нет мне в том пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а приветствует истину; все покрывает, всему верит, всегда надеется, все переносит. – Незаметно для себя юноша встал на цыпочки, сжал кулачки и размахивал указательными пальчиками. Магеллан невольно приподнялся на подушке и, увлеченный искренностью Антония, заворожено глядел на разрумянившееся личико священника, заблестевшую тонзуру, горящие глазки. Капитан находил в словах отголоски своих мыслей, своей юношеской веры в добро. – Любовь никогда не исчезнет, хотя пророчества прекратятся, языки умолкнут, звания упразднятся», – закончил капеллан.

В тишине он ощутил неловкость, смутился, сел в кресло, опустил глаза в пол.

– Так и будет! – решил Фернандо, откидываясь на подушку— Отпущу Энрике на свободу, когда привезу назад на родину.

В тот день они беседовали о вере, добре и зле. Капитан рассказывал о теплых морях и далеких островах. Комната наполнялась шумом прибоя, запахом душистых растений, криками райских птиц, звоном мечей, треском ломающихся бортов, мольбой о помощи. За дверью тихо скрипнули половицы под ногами дона Педро, звякнул колокольчик, пропустил к камину учеников. В каморке на сундуке заснул раб, не знавший, что ему обещана свобода. Фернандо с Антонием плавали, сражались в водах Мадагаскара, разгоняли марокканских пиратов, торговали в индийских факториях. То сжимая маленькие ручки в комочек, то вскидывая крылышками, капеллан ловил каждое слово, просил подробностей, а когда слушал Магеллана, вскакивал с кресла или вжимался в него, словно искал спасения. Он мечтал о море, как мечтает человек, не представляющий тяжести корабельной службы. Ему казалось, будто он уплывет на край света обращать в христианство язычников, а благодарный Господь не допустит его кончины на костре дикарей или в бушующей пучине. По совету Фернандо священник решил готовиться к суровой походной жизни, твердо уверовал в свое миссионерское предназначение.

Вечером отец Антоний ушел, благоговейно унося с собой, как святые мощи, розовую рогатую раковину и алое коралловое ожерелье. В комнату постучал дон Педро. С кухни несло жаренной в чесноке бараниной.

– Осторожнее беседуйте со священниками, – посоветовал врач, привычно ощупывая колено, заглядывая в белки глаз постояльца, – они служат опорой инквизиции. Неизвестно, сколько людей этот мальчик отправил на костер.

– Разве страшно сгореть за веру? – улыбнулся Фернандо.

– Пламя от нее не становится холоднее, – заметил старик.

– Я верю ему. Этот хилый юноша принесет славу Португалии. Чистая душа удесятеряет силу плоти, творит чудеса, ведет за собой воинов. Апостол Иоанн сказал: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Богом».

Глава VII

Открытие астролога

Прошла неделя. Фернандо выполнил обещание не пить вина, постился, ходил на службы в соборе, исповедался духовнику, скромно умолчав о находке карты и сокрытии тайны. Не видя в том греха, причастился. Он не искал встреч с астрологом и Гомесом, полагал, что они сами разыщут его. Хранившаяся у Фалейры карта Мартина Бехайма не интересовала Магеллана. Он знал о существовании прототипа, держал его в руках, выучил наизусть линию берегового изгиба. Сейчас гораздо важнее было найти лаговые записи кормчих неизвестной экспедиции, промеры глубин, описания ветров, течений, солености моря, цвета воды и прочие сведения. С этой целью Фернандо приходил по утрам в Тезорариум и до обеда рылся в шкафах, перебирал документы.

Канцелярия медлила с ответом об организации экспедиции. Граф де Огильи поднимал глаза вверх, поджимал тонкие бескровные губы, как бы говорил: «Надо уповать на Господа Бога и Его Величество». Мануэл отказал офицеру во второй аудиенции. Передавая неприятное известие, граф добавил, будто существуют солидные люди, опасающиеся осложнений взаимоотношений с Испанией. Магеллан понял, что среди них находится Васко да Гама, имеющий в морских делах большое влияние на короля и купцов, стремившихся расширить колонизацию Индии благодаря открытому пути, считавших это способом избежать столкновения с соседями и увеличить доходы казны. По совету Адмирала Индийского моря (таков был титул Васко да Гамы) Мануэл издал указы обеспечивающие порядок и выгодную торговлю на Востоке, организовал морскую полицию для борьбы с контрабандой и пиратством. Одно лишь радовало Магеллана, – канцелярия исправно выплачивала ежемесячное жалованье.

Очищенный и просветленный, с Богом в душе и звуками органа в голове, Фернандо вышел из собора на площадь. В теплом вечернем воздухе переливались ангельские голоса певчих. Хотелось делать добро, любить ближних Христовой любовью. Капитан вынул из кошеля горсть мелких монет, размахнулся, но в последний момент задумался, выбрал одну и кинул оборванцу, ковылявшему за ним на деревянной ноге. Свершив богоугодное дело, Магеллан выпятил грудь, сдвинул берет на макушку, задрал повыше конец меча и величественной походкой направился на прогулку в гавань. Энрике мигом поймал нищего, вырвал монетку, пригрозил собиравшемуся заорать раздосадованному ветерану, побежал догонять хозяина. Непонятная епископская проповедь не