Антология №1. Безумные сказки Андрея Ангелова - Андрей Ангелов Страница 48

— Ну и что?

— Как что, ёпт? Разве у мертвецов вскакивают прыщи?!

— У тебя же вскочил. Выходит – да.

— Постой, етит матит. Давай-ка разберёмся. Я, то есть всё моё туловище, голова, одежда – это всё душа. — Ворик критически оглядел себя, пощупал лицо и ляжки. — Так?

— Так, — согласно кивнул архангел.

— Но я по-прежнему всё чувствую! Я мёрз в космосе и потею на этом душном вокзале, если… если его можно так назвать… У меня вскакивают прыщи, и я хочу курить… и женщину! По-моему, нынешнее моё состояние ничем не отличается от земного.

— По-моему, тоже, — рассудительно отозвался Гавриил.

— В чём же фишка, чёрт возьми!?

— Не знаю, чадо, — гид громко зевнул. – Я архангел, а не учёный муж. У меня несколько другая специализация, я не разбираюсь в таких вопросах.

Жизнь и смерть – это театр и зрительный зал. На сцене играют люди, а в зале аплодирует астрал. Единый мир, отделённый занавесом. Взаимосвязанный и повязанный.

Сидоркин тупо завис на секунду, а потом выпалил:

— Слышь, Гаврила. Мне довелось побывать у дьявола, я видел его отстойник, и там были вообще другие души! Какие-то, мля, прозрачные… к-как желе! – поморщился Санёк. — Что ты на это скажешь?

Архангел философски хмыкнул:

— Дьявол — известный живодёр. Когда попадёшь к нему в хранилище, и ты таким будешь. Без вариантов.

«Когда» вместо «если». Оговорочка по Фрейду. Без которой и так тошно. Карманника передёрнуло, и чтобы ненароком не заблевать тут всё кругом, он переменил тему:

— Мы час топали от входа, пока нашли свободные места. И здесь уж кучу времени паримся… По этому домику не скажешь, что он такой огромный, а?

— Иногда приходиться ждать  несколько дней, — меланхолично разъяснил Гавриил. – Когда шли мировые войны, архангелов не хватало…

— Тихо, чувак! – Сидоркин чутко вслушивался в динамик, взывающий на русском языке:

«Раба Божья, Городнова Татьяна, проживавшая в городе Новосибирске, по улице Сибиряков-Гвардейцев, — подойдите к столу секретаря!».

— Танюха! – радостно вскричал Сидоркин. – Всё-таки умерла сучка! Вот бы встретиться!..

Следом за девушкой динамик пригласил и её любовника. Без вставок:

«Раб Божий, Сидоркин Александр, проживавший в СИЗО номер один, в Подмосковье, подойдите к столу секретаря!».

— Меня вызвали… — растерянно сказал Саня. – Тока при чём здесь СИЗО, я ведь был в ИВС?.. Да и вообще я там не жил, а сидел, да и то недолго, – обиделся воришка.

— Ошибка кадровика, — Гавриил бодро вскочил, подхватил посох. – Пойдем-ка, чадо.

Сидоркин тоже поднялся, с отвращением огляделся. Насколько хватал глаз, тянулись одинаково-монотонные ряды стульев, вплоть до внутрикомнатных горизонтов!

— Гаврила, мы вечность будем идти! – возмутился карманник. – Где он, мля, секретарский стол?!

— Шагай! – сосредоточенно бросил архангел.

Санёк дёрнул затёкшей от долгого сидения шеей, но сделал парочку шажков… А после и третий… Занёс ногу для четвёртого шага, когда увидел перед собой канцелярский стол. За ним посиживала некая юная мымрочка в стильных очёчках. Костюмчик известного брэнда сидел элегантно.

— Вау! – Грешник чуть покачнулся, осторожно опустил ступню на пол. Слегка помотал зашумевшей головой.

Время и Пространство молниеносно испарились, тягать новые души на Божий допрос.

— Чадо, — услышал воришка знакомый голос. Архангел стоял рядышком, ободряюще улыбаясь. Саня оглянулся назад – туда, откуда вроде бы пришёл. Он увидел всё те же ровные ряды «Зала ожидания» с сидящими странниками. Только теперь весь этот «вокзал» словно был затянут прозрачной плёнкой. Ощущение было такое, будто смотришь сквозь толщу воды.

Секретарский стол находился непонятно где и непонятно как. Но то, что это именно стол секретаря не вызывало сомнений. Сразу за ним читался проход, завешанный малиновой портьерой.

— Ты раб Божий Сидоркин? – секретарша вперила строгий взор в посетительскую душу.

— Я. Привет…

— Проходи, да поживей! Зала номер один, кабинет восемь. Не перепутай.— Мымрочка показала на портьеру и залыбилась деду. – Гавриил Иоаннович, дорогой! Ты присядь, да расскажи, и где же твои усы?

Архангел смутился, легонько стукнул Саню посохом по ноге. Шепнул настойчиво:

— Соври что-нибудь, чадо. Я не умею.

— Враньё – это тяжкий грех, — шепнул в ответ карманник, пытаясь любезно улыбаться секретарше. – Сам ведь сказал, ёпт!

— Тебе ж всё равно. Грехом больше, грехом меньше… Ты и так грешен. Прошу, выручай! – взмолился Гавриил. — У секретарши очень долгий язык.

Мымрочка произнесла настойчиво-удивлённо:

— Проходи, раб Божий! — она вскинула тонкие брови, повела не накрашенными губами. –  Ты не один, вас ты-ысячи!

— Э-э, я хочу объяснить, где усы, — встрепенулся ворик. – Соль в том, что я изобрёл укрепляющий крем. Эффект просто завораживает, мать вашу! Вечером мажешь кремом свою рожу, а утром у тебя вырастают новые усы всем на зависть. Тока старые сначала надо сбрить. Сегодня Гаврила и начал процэсс, завтра вы его не узнаете!

Сидоркин подмигнул деду и проскользнул в щель малиновых портьер.

Гавриил стоял, победоносно-лукаво поглядывая на секретаршу, и довольно поглаживал верхнюю губу, над которой назавтра должны были вырасти придуманные Сидоркиным новые шикарные усы.

48. Благочестивый заморыш

Нырнув за портьеру, Саня оказался посреди абсолютно круглой Залы. По периметру шло 10 дверей голубого цвета. В небольших промежутках между ними были укреплены белые пластиковые таблички: «ЗАЛА № 1».

Из Залы было два выхода: один в приёмную, другой — в Залу №2.

Санёк покружился на месте, отсматривая двери.

— Номер восемь, точняк! – ворик подпрыгал к дверце с табличкой «8». Взялся за ручку, два раза коротко стукнул и, не дожидаясь отклика, вошёл.

Любопытному взору предстал кабинет со стеклянным потолком. Сквозь стекло проглядывалось белое облако, отделяющее Небеса от Космоса. Простой офисный интерьер: справа – три шкафа с папками, рядом массивные напольные весы, наподобие тех, на которых взвешивают муку и сахар на рынках. Слева – электрический камин и несколько венских стульев, прямо против входа — стол, заваленный бумагами. За столом находилась маленькая очкастая личность, причём, очки в пол-лица. На вид личности было лет пятьдесят. И была она мужского полу. Тёмные волосы зачесаны на прямой пробор. Лицо выбрито до синевы. Помощник Господа!

— Привет, земеля… — поздоровался грешник.

Личность скользнула небрежным взглядом по душе, и молвила, несколько шепелявя:

— Здравствуй, раб Божий Сидоркин. Я