Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин - Бехруз Курбанов Страница 44

— Как всё прошло? — поинтересовался Азим.

— Нам рано вставать, — пробубнил Комил и повернулся к стене.

Азим пожал губами и тоже лёг спать.

Юноши встали на сухур и поели вместе с членами семьи Умеда на их кухне. Взяв рузу, Комил сказал Азиму, что он может лечь дальше спать, а вот ему самому нужно рано вставать. Он обещал Мунире помочь отвести бочки с дугобом (айраном) на рынок Амины…

Азим проспал до позднего утра. Проснувшись, он был бодрым и ничуть не голодным. Умед отправился по делам. Комила тоже не было в гостиной. Братья, оставшиеся дома, сообщили, что он с их мамой и сестрой отправились на рынок. Видимо, у них всё срослось, подумал Азим. Братья предложили показать город Азиму, и он охотно согласился.

Мирас был на треть меньше, но и при этом он был слишком большим, чтобы осмотреть его за день. Потому Азим попросил братьев повести его ко дворцу мэрессы. Вблизи это пирамидальное сооружение оказалось таким, каким его описывал Комил. Стены были украшены зелёной, светло-зелёной и голубой мозаикой с надписью на древнем языке — это были стихи, посвященные Асадом Шабнам. Внутрь дворца, к сожалению, попасть не удалось. По правилам, для посещения дворца или приёма госпожи мэрессы нужно записаться за месяц заранее.

Азим не расстроился. Он полюбовался внешними красотами дворца и сторожевых башен. Затем Мехродж и Сиродж отвели его к аллее плакучих ив с площадью, вымощенной бледно-розовыми камнями. Перед возвращением домой, на исходе дня братья повели Азима на площадь имени Шабнам с белыми фонтанами под большими куполами из цветущей изгороди. Они прошли под самый большой купол и присели отдохнуть на красную скамью. Листва не была густой и из-под купола можно было разглядеть небо.

— Госпожа Шабнам приходила сюда по ночам и считала звёзды сквозь прорехи, — поведал Мехродж. — Так, она отвлекала себя от горя.

— Комил рассказывал, что Асад рано ушёл из жизни, но не сказал, что с ним случилось, — Азим вопросительно посмотрел в карие глаза Мехроджа.

— Простите Азим-ака, здесь нельзя об этом говорить, — тихо проговорил Мехродж. — В Мирасе нельзя поминать тех, кто погиб не своей смертью.

— Я не знал об этом, — сказал Азим.

— Пошли домой, — предложил Сиродж, — скоро уже ифтар…

Они вернулись как раз ко времени открытия рузы. Помыв руки, ребята поздоровались с Умедом и Комилом, и сели за дастархан.

— Ты улыбаешься? — тихо заметил Азим.

Комил посмотрел на Азима и снял со своего лица задумчивую улыбку.

— День был хорошим, — сказал Комил, опустив взгляд.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Азим и вслед за Умедом и остальными сложил руки в лодочку, и тихо прошептал молитву перед открытием рузы…

На первое им подали суп со стручковой фасолью на деревянной тарелке. На второе были бараньи рёбрышки, запечённые со свеклой. На третье им принесли салат из дыни и персиков.

После ифтара Азим говорил с Умедом о местных рынках и правилах местной торговли. Сыновья Умеда пошли кормить скотину, а Комил, на удивление Азиму, помогал Мунире убирать дастархан…

— Кажется, между вами зажглась искра, — намекнул Азим, чтобы Комил рассказал ему об их решении, но тот пробубнил что-то невнятное и, как вчера, повернулся к стене и уснул… или сделал вид, что уснул — Азим не проверял.

Вместо этого юноша скривил губы и тоже лёг спать. Завтра им предстоит сопроводить повозки с нишалло до порта в Зарафшан…

На следующее утро после сухура Азим стоял у ворот. Поблагодарив Умеда и его семью за гостеприимство, он попрощался с ними и ждал Комила. Тот о чем-то договаривался со своим дядей и его женой на веранде. Сыновья Умеда были под навесом слева от ворот. Они проверяли лошадей и собак. Мунира же из-за окна подглядывала на Комила. Лайло заметила это и жестом руки позвала её попрощаться. С её выходом Комил потупился и, оправдываясь на время, поспешил к воротам. Умед проводил его.

— Счастливого пути, ребята, — пожелал Умед. — Передай привет родителям, Комил. Приходи к нам ещё, Азим.

— Обязательно, — обещал Азим.

Юноши сели на коней и поехали на запад.

— Мы не поедем к Карим-аке? — спросил Азим.

— Вчера я нашёл время и ещё раз навестил его. Они уже грузили казаны в повозки. Меня попросили приехать к западной конюшне. Оттуда мы вместе поедем в порт, — поведал Комил.

— Почему не к Дереву Сохиба? — спросил Азим.

— Ты забыл про течение реки? — в ответ спросил Комил. — Во время рузы грузовые лодки не выходят на воду, а пассажирские лодки нам откажут.

Азим был удивлён, но не ответу, а сговорчивости Комила. Он отвечал Азиму без снисходительной насмешки в тоне и колких ухмылок на лице. У Комила сияли глаза, и Азим хотел снова спросить у него об итоге его визита к дяде, но не решался. За эту пару дней, Азим только начал привыкать к переменчивости Комила, и эта его бодрая сторона ему нравилось больше. Потому, Азим не стал донимать своего спутника.

Они ехали медленно и молча. Оба думали о своём. На улицах, по которым можно передвигаться верхом на лошадях, становилось всё больше наездников и небольших повозок. Торговых лавок и ларьков на этих улицах было мало и почти все они были закрыты. Во время рузы они открываются обычно ближе к вечеру. В одном из открытых ларьков Комил заметил украшения из бисера и самоцветов. Глядя на двойную сине-зелёную подвеску, он думал о подарке Мунире на свадьбу, и не нарочно произнёс вслух с восхищением:

— Вот это девушка.

— Она всё же тебе понравилась? А ты ей? — спросил Азим, когда Комил кивнул в ответ на первый вопрос.

— Покажи мне девушку, которой не понравился бы такой красавец, как я, — подшутил Комил.

— Хм… Что ж ты тогда не посмотрел на неё и не попрощался толком? — подколол Азим.

— Я стеснялся, — отвернувшись, пробубнил Комил. — Странное это чувство — любовь, — задумчиво проговорил Комил.

Азим ухмыльнулся и снова уткнулся взглядом в загривок коня. Его поражало то, что Комил ещё не давно увлечённо говорил о Махине, а сегодня он, кажется, и вовсе позабыл о ней. Азиму не понять этого, ведь он не встречался раньше с девушками. У него нет такого богатого опыта.

А может дело и не в опыте, кто знает?

Белое солнце за их спинами поднималось всё выше и выше. Небо над головой было ясное, а вот на севере, над высокими пиками