Дикая природа - Эбби Джини Страница 7

она находилась на особом положении и имела некоторые привилегии. Например, синдром расколотой голени и вросший ноготь Джейн лечила у врача, а Дарлин довольствовалась домашними средствами, борясь с периодически мучавшими ее мигренями. Форма у Джейн всегда была добротная и нарядная, а я ходила в обносках с чужого плеча, которые мне были либо велики, либо малы. Ни разу в жизни я не заходила в магазин, чтобы купить что-то новое из одежды. У Джейн сегодня была важная игра – настолько важная, что Дарлин позволила ей пропустить ежегодный ритуал. Сейчас она была на футбольном поле, в окружении других восьмиклассниц в синей форме, – бегала бесстрашно по жаре в бутсах и щитках.

Мы миновали нефтяные вышки. Они работали без остановки, со скрипом и скрежетом стрелы качались вверх-вниз, как клювы пьющих воду птиц. Давным-давно, в другой жизни, брат объяснял мне, какую функцию эти вышки выполняют, как выкачивают нефть из земли. Затем мы проехали пшеничное поле, полуразвалившийся фермерский дом и тронутую ржавчиной водонапорную башню.

В двадцати милях от города стояла косметическая фабрика – громадное серое здание с маленькими окнами. Безликое, даже грозное сооружение. «Джолли косметикс» одновременно разрабатывала и производила косметические средства. Воображение рисовало мне чаны с булькающей тушью для ресниц, похожие на котлы с кипящим зельем в ведьминой пещере. Я представляла массивные бордовые башни из губной помады, вокруг которых трудились рабочие с ножами, вырезая крошечные цилиндрические отверстия, куда вставлялись тюбики вроде того, какой носила в своей сумке Дарлин. В «Джолли косметикс» работали некоторые из наших соседей. В Мерси все жили на грани нищеты и хорошую работу найти было трудно.

На кладбище было безветренно, ни один листочек не шелохнется. Небо затягивали облака, такие плотные, будто их подвергли обжигу в печи. В траве и зарослях крапивы беспрестанно прыгали сверчки. Их тельца производят ложное впечатление. Черные, толстые и блестящие, они кажутся склизкими, но я знала, что они сухие и легкие, как бумажные журавлики.

Дарлин не плакала. Не разговаривала с мертвыми. Она даже цветы родителям не купила, хотя на многих других могилах лежали свежие букеты. Стояла с суровым лицом, вытянувшись в струнку, каждой частичкой своего существа сообщая, что испытывает дискомфорт. Словно отсчитывала про себя минимальное количество секунд для достойного выражения скорби. Хотя за ней никто не наблюдал.

Надгробный камень на могиле наших родителей представлял собой мраморную плиту, на которой витиеватым курсивом было выгравировано: «Дорогой жене и матери. Любимому мужу и отцу». Моя мама умерла во время родов, папа погиб, когда мне было шесть лет. Меня растили Дарлин и – в течение недолгого, но прекрасного времени – Такер. Слова «мама» и «папа» я никогда не употребляла, в отличие от моих школьных друзей – нормальных детей.

Я встряхнулась. Обычно я стараюсь не жалеть себя. Достаточно того, что меня жалеет весь город. Если я вдруг начинала роптать на судьбу, мне хватало одного взгляда на Дарлин, чтобы жалость к себе как рукой сняло. Сестре приходилось гораздо тяжелее, чем мне.

Когда налетел торнадо, Дарлин было восемнадцать лет. Она оканчивала школу, училась в выпускном классе. Была полна энтузиазма и надежд на блестящее будущее. Ее только что зачислили в Оклахомский университет. На стене в своей комнате она повесила карту студгородка и кнопками отметила места, которые хотела посетить. Она часто распевала студенческий гимн: «Мы – оклахомцы по рожденью и оклахомцами умрем». Дарлин скоро должна была уехать из Мерси, о чем она мечтала всю жизнь.

Конечно, я сама ничего этого не помнила. Знала по рассказам Джейн: у той сохранились яркие воспоминания о том, какая была Дарлин – наивная, воодушевленная. Я знала, какую куртку Дарлин собиралась купить себе для университета, знала про женское общество, в которое она надеялась вступить. Знала, что она готовила себя к карьере медика. Планировала стать медсестрой в отделении травматологии престижной больницы и вершить там великие дела, используя свой прагматичный ум, природное спокойствие и полученное в университете медицинское образование.

Теперь, в двадцать два года, Дарлин намертво застряла в Мерси. Единственная кормилица младших сестер – меня и Джейн, она тащила на своих плечах всю нашу семью. Всюду возила нас, помогала делать домашнее задание. Содержала в безупречной чистоте трейлер, в соцсетях оставляла вежливые комментарии на страничках своих друзей-студентов, чьи судьбы не были покалечены торнадо. Она трудилась в гастрономе, выполняя работу, которая была ниже ее достоинства во всех отношениях.

Я склонилась к надгробию на могиле родителей, ладонью счистила пыль, покрывавшую мрамор. Потом краем глаза заметила на некотором удалении какое-то движение. На краю кладбища стоял парень.

Я выпрямилась, глядя на него. Было в нем что-то интригующее. Во-первых, он пришел один. Держался особняком, не лез на глаза скорбящим. Гибкий, стройный, он напомнил мне Такера. Впрочем, мне многое напоминало о Такере.

– Смотри, – я показала на него пальцем.

Но Дарлин меня не слышала.

– Все, нам пора, – сказала она, взглянув на наручные часы.

Мы направились к нашему пикапу. Я обернулась, но парня среди деревьев не увидела. Игра света. Обман зрения. Призрак.

В ту ночь мне не спалось. В очередной раз мною овладело безудержное безрассудство, и я в одиночку вышла из трейлера. Прокралась мимо спящей на диване Дарлин, надела вьетнамки, сунула в карман фонарь. В ночи копошились насекомые, лениво дул ветерок, меняя направление с каждым порывом.

Идя по тропинке, я услышала шум. Этакий шуршащий треск, как бусинки стучат в рейнстике[3]. Я знала, что это за звук. На Юго-Западе все его знают. Я втянула в себя воздух и затаила дыхание. Медленно, осторожно стала прощупывать лучом землю вокруг себя, пока не увидела гремучую змею.

Свернувшись в клубок, она лежала под одним из кустов – слишком далеко от меня, чтобы напасть. Змея подняла голову, и я увидела, как танцует ее язык, обнюхивая воздух. Глаза у нее были будто из стекла, немигающие, как пуговки. Упругая шея, украшенная узором из завитушек, гипнотически изгибалась и рябила. Погремушка на хвосте мерцала.

Внезапно я ощутила необъяснимый прилив гордости. Стойкость и воинственность – вот главные качества всех существ, населяющих Оклахому. Здесь выживает сильнейший. Наши змеи ядовиты и умеют подавать предупреждающий сигнал. Наши насекомые способны противостоять хищникам и бороться с обезвоживанием. Наши птицы наделены когтями, телескопическим зрением и полыми костями. Обитатели дикой природы созданы для жизни в суровых условиях. Слабость и мягкость они утрачивали в процессе эволюции, под воздействием пыльных бурь, засух и торнадо. Природные катастрофы в Оклахоме столь же типичное явление, как и закаленное небо. Раки