На Лунных островах - Франко Проспери Страница 3

Глава вторая

Подводный призрак

Каждое утро, как только всходило солнце, к казуарине прилетала стая щурок. Птицы усаживались на голую ветку и весело распевали, а пышные хвосты их раскачивались на ветру. То одна, то другая из них взлетала, чтобы схватить какую-нибудь букашку, и, вернувшись к своим подругам, продолжала петь. Если попадалась саранча, слышно было, как насекомое бьется и трещит в клюве маленького разбойника.

Казуарина, хвойное тропическое растение, росла возле нашего лагеря в Мбоа-Маджи. Собственно говоря, место, где мы прожили несколько недель, примерно в десяти милях к югу от Дар-эс-Салама, не было настоящим лагерем. Правильнее было бы сказать, что мы поселились в полуразрушенном отеле для туристов.

Дело в том, что несколько лет назад один богатый индиец построил здесь своего рода дом отдыха для европейцев, живущих в соседнем городе. Я назвал его гостиницей, но хочу пояснить, что речь идет о двух-трех сравнительно благоустроенных бунгало, расположенных вокруг колодца с чистой и приятной на вкус водой. Почему их владелец выбрал столь уединенное место, так и осталось для нас загадкой. За хижинами простиралась африканская саванна; обезьяны, газели, гиппопотамы, дикие буйволы и даже леопарды обитали на этой покрытой кустарником равнине. Место было очень живописное и, пожалуй, не слишком глухое, если учесть, что примерно в двух милях от него находилась туземная деревня Мбоа-Маджи, откуда можно было постоянно получать рыбу, фрукты и рабочую силу. Я забыл добавить, что тропинка, проложенная через саванну, связывала гостиницу с городом во время засушливого сезона. Однако вопреки ожиданиям устроителя ни один человек не приехал отдыхать в этот отель, расположенный в таком прекрасном месте; и он пополнил собой число африканских гостиниц, которые, вероятно, навеки останутся необитаемыми. После того как выяснилось, что единственные живые существа, посещающие округу, — это негры банту, а также шакалы и вороны, вовсе бесполезные с коммерческой точки зрения, индиец решил закрыть свою гостиницу и заняться каким-нибудь более доходным делом.

В результате на пустынном берегу мы натолкнулись на несколько хижин, не слишком новых, разумеется, с осыпающейся штукатуркой, с провалившимися кое-где потолками, с крышами, которые словно испытывали непреодолимое желание рухнуть на землю; тем не менее нам они показались более чем комфортабельными. Ведь эти хижины избавляли нас от необходимости ставить палатки, да и жить в них было гораздо удобнее и просторнее. Несколько негров, приютившихся в покинутых комнатах и глядевших на нас со страхом, свойственным всякому, кто противозаконно пользуется чужой собственностью, были включены в качестве «боев»[2] в состав итальянской зоологической экспедиции, участники которой занялись приведением в порядок оборудования и разбором содержимого ящиков.

В день нашего прибытия в Мбоа-Маджи мы впервые побывали у моря. До этого в течение целой недели подготовительные работы и исследования, проводившиеся к северу от Дар-эс-Салама, не позволяли мне войти в воду, да я и не чувствовал особого желания. Но в Мбоа-Маджи устоять было уже невозможно, и я, торопливо надев резиновые ласты и маску, погрузился в море, чтобы впервые искупаться у африканского берега. Фабрицио следовал за мной, сильно взволнованный: ему впервые предстояло увидеть одно из самых замечательных чудес природы — мир кораллов.

Так как наступил прилив, нам пришлось миновать песчаную полосу шириной в четыреста или пятьсот метров, которая во время отлива превращается в сушу и поэтому лишена коралловых образований. Когда мы достигли края этой пустынной полосы, показался первый мадрепоровый барьер, поросший водорослями, среди которых плавали зеленоватые и малозаметные скарусы. Я был просто счастлив снова увидеть зрелище, с которым мне уже приходилось встречаться два года назад в водах острова Цейлон[3].

Я быстро плыл, пристально вглядываясь вперед и стараясь не прозевать первых коралловых колоний. Вода была не очень прозрачна, но позволяла ясно видеть на расстоянии шести или семи метров.

Вот и кораллы, а среди их вершин, среди окаменевших ветвей, зубцов и куполов плавают их подводные обитатели. Я молча приветствовал старых друзей. Вот коралловая колония лилового цвета, вот смешная и неуклюжая шар-рыба, всегда такая нерешительная. Теперь я уже в зоне ярких лучей, проникших сюда, чтобы воспроизвести здесь с помощью игры света и тени рисунок волн, катившихся по поверхности. Мне были знакомы и темные тропические рыбы-ежи, усеянные ядовитыми иглами, и прижавшиеся ко дну огромные тридакны с красными, лиловыми и желтыми губами, и аристократические манеры блестящего каранкса, и прожорливая пасть барракуды. Я с удовольствием подумал, что в течение многих месяцев рядом с нами будут находиться эти животные, симпатичные обитатели того мира, где я проводил свои научные изыскания. Долгое время я почти ежедневно буду спускаться в море, всякий раз испытывая новые ощущения и обогащая свой опыт.

В водах, омывающих восточное побережье Африки, имеются два или три мадрепоровых барьера, которые расположены параллельно берегу на различном расстоянии от суши и друг от друга. Это коралловые гряды шириной не более десяти или двадцати метров, как правило, непрерывные и резко выделяющиеся на фоне песчаного или поросшего водорослями дна.

Первый барьер, ближайший к берегу, отличается наибольшим разнообразием коралловых образований и обитающих около него живых организмов. Этот барьер, который местные жители называют «чана», отстоит от берега не более чем на семьсот — восемьсот метров, но иногда подходит к нему на расстояние нескольких десятков локтей. Это наиболее богатое рыбой место на побережье, и рыбаки, приезжавшие сюда каждое утро на своих «нгалавах» (легких пирогах с балансиром), хорошо знали об этом. Среди полиповых колоний самой разнообразной формы мы встретили почти все виды обширного класса тропических рыб: барабанщиков, люзиан, рыб-хирургов, щетинкозубов, балистес, спинорогов, создававших вместе целый карнавал красок.

Второй барьер выражен гораздо менее отчетливо; порой он приближается к первому и сливается с ним. Третий же, напротив, четко отделен от «чана» и расположен в пяти, шести или даже в семи милях от берега. Огромные волны, гонимые северо-восточным и юго-восточным муссонами по направлению к Африке, разбиваются о его рифы. Коралловые образования не отличаются здесь особым разнообразием фауны: тут обитают только виды, способные выдержать яростный натиск моря. Лишь немногие рыбы постоянно живут здесь, и те, которых нам удалось видеть или поймать, например, карангиды, морские щуки, скумбриевые, относятся к огромной группе бродячих рыб.

Только наиболее отважные рыбаки в самых больших пирогах осмеливаются плавать в этих местах: кикури, третий коралловый барьер, нагоняет страх на жителей побережья.

Рыбаки племен банту пользуются старинными