Дикая собака - Пекка Юнтти Страница 15

Исследую верх ящика, направляя на него свет лампы. Вижу коричневый картон. Какая-то папка, перевязанная веревкой, как пакет, подвешена к крышке на загнутый гвоздь. Беру папку в руки, вылезаю из-под нар и кладу сокровища на стол. Откручиваю пробку бутылки и нюхаю. Настоящая водка.

Открываю папку. Внутри нее пачка пожелтевших писем, перевязанных пеньковой веревкой, и под ней разные другие записки, в том числе газетные вырезки.

Сажусь за стол и наливаю немного водки в стакан. Запах напоминает мне вечеринку каюров в конце сезона, на Пасху. На ней звучал смех, водка текла рекой, и бегали хаски. Это был праздник дружбы, каждый из нас лелеял одну и ту же сумасшедшую мечту. Никогда раньше я не смеялся так много. Не чувствовал такой связи с другими людьми. Во время вечеринки Матти произнес спонтанную и бурную торжественную речь, говорил пошатываясь, его многократно прерывали возгласы и взрывы смеха. Конец выступления помню до сих пор.

– Вити, эй, послушай же это! – кричу я под нары. Затем встаю, поднимаю стакан и начинаю говорить, подражая Матти: – И в завершение – инструкция по употреблению алкоголя. Не пей много, но ровно столько, чтобы увидеть космос!

Открываю стопку писем. Одно из них падает на стол. Сверху написано красивым курсивом Мисс Айла Ломполо.

Март 2009

Ни у одного ребенка никогда не было такого грубого пестуна-наставника, какого получил я. Он стоял во дворе деревенского магазина, опершись на красную, выгоревшую на солнце тойоту «Хай-Эйс». Юбки пикапа цвели ржавчиной, на боковых панелях бугрилась прилипшая грязь. На Пестуне были древние ветрозащитные брюки, вылинявшая шерстяная рубашка, кожаные сапоги и сияющая новизной, светлая банковская шапочка – как ледяной цветок над комом грязи. Лицо темное и морщинистое, не очень старое, но и не молодое. Я не поймал взгляда его серых глаз – казалось, они блуждали, и был ли он даже все время здесь, не знаю, но иногда он пронзал меня таким колючим взглядом, словно тыкал иголкой.

Пестун не счел необходимым пожать мне руку, встретил меня без приветствия.

– По собачьим делам? – спросил он, когда следовало бы сказать добрый день. – Следуй за мной, – произнес он вместо того, чтобы представиться и поговорить о погоде.

Мы ехали по оживленной извилистой дороге, пока «Хай-Эйс» не свернул на расширенный съезд. Пестун вывалился из своей машины, захлопнул дверь, прошел к боковой двери и выдернул лежавшие на сиденье лыжи. Это были узкие длинные деревянные лыжи с красными завязками для каждодневной обуви. Ни слова не говоря, он кинул рюкзак на спину, привязал лыжи к ногам, перескочил по диагонали через канаву и легко заскользил вперед.

Пока я снял лыжи с крыши машины, застегнул крепления, взял рюкзак и сменил теплую куртку на более легкий анорак, Пестун был уже далеко. Я максимально ускорился, чтобы догнать его. Да и после этого мне пришлось выкладываться по-настоящему, хотя он и прокладывал лыжню. У него было легкое скольжение. Он проскакивал через незамерзший ручей, как будто его и не было под ногами, и катился, не расходуя сил, даже по минимально наклонной поверхности. На опасном склоне лыжи старика находили опору без всякого напряжения.

По всему было видно: на лыжах он прожил годы своей жизни, что было естественно, потому что он был оленеводом номер один. Такими словами Матти с гордостью представил свое открытие, когда утром, верный своему стилю, с энтузиазмом втолкнулся в мою избушку и сообщил, что дела устроятся.

Отлично, ответил я и спросил, закончат ли киты выбрасываться на берег. Матти крякнул, однако не стал цепляться к моим словам, заявив, что нашел мне такого напарника, с которым оба беглеца скоро будут бегать в упряжке норвежца. Дела решатся, а мы вернемся к обычному распорядку дня. По словам Матти, оленеводы справлялись в кайре и с более сложными задачами, поэтому с прирученными ездовыми собаками не должно быть затруднений. Я согласился, хотя у меня были сомнения. Насколько я успел познакомиться с Наноком и Инуком, они не представлялись мне легким вариантом. Однажды они уже измотали меня чуть ли не до смерти. А ведь тогда подо мной были мотосани. Эти давние воспоминания из потаенных уголков памяти выползли вновь, пока я шел на лыжах.

Матти считал, что оленевод будет для меня лучшим напарником. Он прочел мне лекцию о законах мира каюров. Где бы на севере я ни планировал основать собачий питомник, вокруг него всегда будут бродить стада северных оленей, охраняемые оленеводами. Для каждого каюра наступает такой день, когда хаски убегают. Тогда важно, чтобы отношения с оленеводами были в порядке. Когда все отлажено, от них получаешь огромную помощь. Если отношения разорваны, дело осложняется.

– Как осложняется?

– Ну, собак хотят убрать. Они исчезают. Лес забирает.

– Лес забирает?

– Да, да. Уводит.

Мы ехали на лыжах по открытым пространствам озер и болот, через растущие вдоль ручьев рощи и леса, деревья в которых становились тем толще и массивнее, чем дальше от дороги мы уходили. Под нашей лыжней осталось много разных следов. Выдра нарисовала на льду реки картинку – отпечаток своего толстого хвоста, по берегам полно заячьих следов, рядом жемчужная нить, оставленная лисицей, глубокие следы лося, преодолевшего брод, и тропы северных оленей, легкие прыжки куницы, словно пролетевшей над сугробами. Мы пересекли их все, не задерживаясь. Затем перед нами появилась колея, у края которой Пестун остановился. Я подъехал к нему, стянул шапку с головы и вытер со лба пот.

– Отсюда начинаются, – сказал Пестун. Я посмотрел на следы и понял, что это собачьи. Вытащил из рюкзака бутылку с водой, глотнул воды с образовавшимися в ней льдинками и кивнул. С этого начнем, но непонятно куда. Так можно и до лета кататься за ними на лыжах.

Однако Пестун взял след. Он пошел быстрее прежнего, поскольку не следовал за каждой петлей следов. Когда их вереница подходила к краю открытого болота, он какое-то мгновение оценивал окрестности, поднимал свой крупный нос и спрямлял путь через болото, хотя следы шли по его краю.

За болотом наш след присоединялся к собачьим. Не понимаю, как он предугадывал это. Я вытирал пот, пил воду и отдувался. По виду Пестуна не было заметно, чтобы он устал от лыж, только щеки раскраснелись, и на этом все.

Мы продолжили маршрут. Не знаю, как