Наталия Ларионова - Шестая печать Страница 44

— Как, вы говорите. звали вашего знакомого?

— Сеньор Гатти.

Профессор на минуту задумался. В комнату вошла Александра Владимировна с подносом на котором стояли чашки с кофе, сахарница и корзинка с различным домашним печеньем:

— Как же, помню такого, — и он внезапно перешел на другую тему, — а как вы, сударь Сергей Николаевич, отнеслись бы к рюмочке коньяка, или бы Вы предпочли что-нибудь иное?

— О коньяке к кофе я самого высокого мнения.

Он встал, подошел к резному шкафу и достал из него бутылку очень странной формы и две маленькие рюмочки.

— Не откажетесь? Это местный напиток и я его называю коньяком, скорее по привычке, но качество превосходное, — сказал профессор, обращаясь ко мне, и добавил, обращаясь к жене, — голубушка, Александра Владимировна, будь так добра, принеси нам лимончик.

Алексей Владимирович вернулся на свое место, не спеша налил в рюмочки жидкость темно-янтарного и мы выпили. Напиток был действительно великолепен, он напомнил мне мягкий ароматный армянский коньяк, так нравившийся мне в былые времена.

— Так вот, сеньор Гатти, — сказал профессор, возвращаясь к прерванной беседе, — звонил мне перед самым моим отъездом в Америку и мы договорились, что он снова позвонит мне, после моего возвращения, но он так и не отозвался, хотя после того, что вы сказали, понимаю почему.

Александра Владимировна принесла тарелочку с нарезанным лимоном и мы выпили еще немного коньяка.

— Алексей Владимирович, у меня с собой последняя страница из тетради сеньора Гатти, на которой он записал Ваш телефон, но признаюсь меня больше всего интересовало бы Ваше мнение о гербе, нарисованном там же.

Я достал и передал профессору копию последней страницы. Алексей Владимирович достал из футляра очки в роговой оправе и какое-то время ее рассматривал, затем откинулся на спинку кресла и некоторое время о чем-то размышлял. Я огляделся. Стен, лежавший в начале нашего разговора у моих ног, перебрался поближе к читавшей на диване Александре Владимировне. Теперь же она тихонько с ним разговаривала и, как мне показалось, время от времени давала ему домашнее печенье. Я потихоньку показал Стену кулак, но этот паршивец изобразил, что он ужасно занят разговором с Александрой Владимировной и моих намеков не понимает.

— Ну что же, сударь Сергей Николаевич, — он говорил, как бы продолжая размышлять и колебаться, — похоже, не знаю уж как, но вы оказались причастны к одной из самых темных и уж не знаю почему, но, точно знаю, очень опасной странице истории.

Увидев сомнение в моих глазах, не понимающего, какие опасности могут скрываться в истории событий, более чем пятисотлетней давности, добавил:

— Сергей Николаевич, не посчитайте, пожалуйста мои слова за причуду старого профессора, таковой архивной крысы, которая от однообразия существования, начинает себе придумывать опасные приключения.

— Что вы, Алексей Владимирович, просто я подумал, что сегодняшняя жизнь приносит с собой опасностей не меньше, чем то, что уже стало историей много лет назад.

Профессор вновь задумался, взяв рюмочку коньяка, отпил из нее, и что-то уже окончательно решив для себя, продолжил:

— Так вот, если Вы готовы выслушать старого профессора, то я расскажу Вам историю своей жизни, и Вы увидите, насколько причудливо переплетаются порой события многовековой давности с современностью.

— Алексей Владимирович, мне очень интересно и я с удовольствием выслушаю Ваш рассказ, а то, что Вы приняли за скепсис, не более, чем отголосок событий последнего времени, произошедших вокруг меня и не имеющих к истории совершенно никакого отношения.

— Так вот, я начну я с событий, произошедших еще до моего рождения, но как Вы увидите, все же имеющих отношение к этой истории, — сказал профессор, начиная свой рассказ, в котором действительно прошлое столь причудливо сплелось с настоящим.

…Родители Алексея Владимировича встретились в Крыму, во время эвакуации остатков армии Врагеля в Константинополь. Казалось, сама судьба сталкивала их от момента входа в Севастополь подразделения военного инженера Владимира Андреевича Егорова.

Алексей Владимирович, настолько живо описывал все детали их встречи, словно сам присутствовал при ней, и мне невольно подумалось, что я понимаю, почему он получал предложения продлить свои семинары в Америке, то ли голос, то ли манера говорить, превращали его рассказы в красочные картины, разворачивающиеся перед слушателем.

…Словно бы судьба вновь и вновь сталкивала молодых людей в городе, в порту, на пароходе. И именно здесь, случайно, Владимир Андреевич оказался свидетелем мерзкой сцены — трое его сослуживцев собирались выкинуть за борт парохода девушку, чтобы освободить место для ящиков, которые они намеревались везти с собой. Упоминание ли о воинской чести, остатки ли субординации несколько охладили пыл мерзавцев, а Владимир Андреевич, установив над девушкой своеобразную опеку, стал ее хранителем, вначале на пути в Константинополь, а затем, когда выяснилось, что здесь у нее никого нет и никто ее не ждет, причем все ее вещи та компания негодяев все же успела отправить за борт, и на время пребывания в Константинополе, а затем и на всю жизнь. Они стали супругами за несколько дней до отъезда в Тунис, где во французской компании, обосновавшейся в Махдии, Владимиру Андреевичу предложили работу инженера. Городок, в котором они оказались, в эти неспокойные времена был своеобразной гаванью тишины и покоя.

В это время Александра Владимировна пожелала нам приятно провести время, потрепала еще раз Стена и ушла спать. Стен перебрался опять ко мне под ноги.

…А домик на тихой улице, где их соседом оказался одинокий, почти незаметный старик, после всех потрясений казался им чуть ли не раем земным. Но пройденный, однажды путь испытаний, неизбежно накладывает свой отпечаток. Не избежал его и Владимир Андреевич. Бывший военный, он не мог заставить себя выходить из дома без оружия.

В один из дней, когда супруга была уже на последнем месяце беременности, выйдя на свою улицу, Владимир Андреевич увидел, что жену и старика соседа толкают к ним во двор трое каких-то мужчин. Подбежав к месту происшествия, он с изумлением увидел своих бывших сослуживцев, с которыми последний раз сталкивался на пароходе. Однако попытка одернуть их имела абсолютно противоположный эффект и не раздумывая больше ни секунды, Владимир Андреевич перестрелял всю троицу. Это уже потом он задумался о последствиях, но видимо трое мерзавцев свалившихся на их голову, как стихийное бедствие, уже успели столько натворить, что местные власти закрыли на этот случай глаза и сделали вид, что ничего не произошло.