Алхимики - Рудольф Баумбах Страница 39

Глава XII

ОЧАРОВАННЫЙ МОНАХ

Хозяин «Золотого Гуся» извлекал немалую пользу из пребывания в его доме обоих иностранцев. Они ни в чем себе не отказывали, и каждую субботу в харчевню являлся придворный служитель, который оплачивал их счета.

Теперь уже было известно, что бородатый чужеземец — итальянский граф, и работает у князя в качестве астролога и алхимика. Несколько раз в неделю придворная карета приезжала за графом и затем доставляла его обратно. Однажды даже сам светлейший князь, в сопровождении камергера, посетил чужеземца в «Золотом Гусе».

Трактирщик готов был себе шею сломать в угоду высоким посетителям. Когда он им поклонился, красный нос его почти коснулся земли.

При виде его, князь изволил милостиво улыбнуться и сказать весьма многозначительным тоном:

— Ах, это и есть хозяин «Золотого Гуся»?

Трактирщик хотел было дать князю находчивый ответ, но ничего не мог придумать и ограничился одним лишь поклоном. Князь и его камергер проследовали мимо него наверх по лестнице.

С лихорадочной поспешностью трактирщик отдал несколько приказаний и переоделся в праздничное платье.

Князь очень-очень долго пробыл у итальянского графа. Трактирщик, между тем, тихонько пробрался наверх, чтобы малость подслушать.

Он приложил ухо к замочной скважине и услышал голос князя:

— Милый граф, вы хорошо знаете, что я доверяю вашему искусству. Но до сих пор я получил от вас очень немного, тогда как мне пришлось выплатить вам очень крупные суммы.

— Государь, — ответил граф, — я уже имел честь всеподданнейше обратить ваше внимание на то, что все предыдущие опыты в виду неблагоприятного положения созвездий не могли привести к сколько-нибудь значительным результатам, но ваша светлость, тем не менее, настаивали на продолжении экспериментов.

— Хорошо же, — прервал его князь, — на этот раз я поставил на карту большую сумму, и надеюсь, что вы с возможной осторожностью приступите к работе. Когда же, по вашему мнению, наступит подходящий момент для мультипликации?

— Не позже, чем через шесть недель.

— Прекрасно, граф, приложите к делу все ваши познания! Ведь речь идет о двух тысячах дукатов, — это не безделица.

— И все-таки это мелочь по сравнению с миллионами, которые я добуду для вашей светлости.

Трактирщик услышал звуки, показавшиеся ему очень знакомыми. Он приблизил глаз к замочной скважине и увидел, как граф пересыпал изрядную кучу золота в кожаный кошелек.

Князь собрался уходить, и трактирщик опрометью сбежал вниз. Когда, через несколько минут, господа спускались с лестницы, он стоял уже на своем посту около дверей. В довольно искусно составленной речи, он попросил его светлость оказать честь его убогому заведению, — выкушать кубок вина.

Князь, отличавшийся приветливостью, согласился и вошел в комнату, где на серебряном подносе красовался большой, изукрашенный резьбой кубок, и рядом с ним другой, — поменьше и похуже, — предназначавшийся для камергера.

Князь выпил, похвалил вино и удостоил трактирщика нескольких вопросов, на которые тот дал почтительные ответы. Затем князь вышел, а камергер бросил на стол два дуката. Сперва трактирщик не хотел брать денег, но потом все-таки взял их и с поклоном проводил высоких гостей до кареты.

Понятно, что в последующие дни хозяин «Золотого Гуся» находился в повышенном настроении. Каждому из постоянных посетителей показывал он кубок, из которого пил князь, и два дуката; он поклялся никогда их не разменивать, ибо они были для него дороги, как память о светлейшем государе.

Однако, счастье избаловывает. Трактирщик не удовлетворился тем, что князь выпил у него кубок вина и подарил два дуката. Он начал мечтать о более высоких милостях.

Ему вспомнилось, что его двоюродный брат, трактирщик в Аммерштадте, с позволения князя Рохуса переименовал свой постоялый двор «Корона», который стал называться — «У Отца Народа». Это новое название весьма содействовало процветанию предприятия, а его хозяин стал пользоваться в дальнейшем вниманием княжеского двора.

Все это возбудило тщеславие финкенбургского трактирщика, и, ссылаясь на пример своего коллеги из Аммерштадта, он обратился к князю с почтительнейшей просьбой дозволить и ему переименовать «Золотого Гуся» в харчевню «У Матери Народа». Он решил, что ему удастся даже угодить таким образом их светлостям.

Но вышло совсем наоборот.

В харчевню явился бургомистр, — не как гость, а в качестве именно главы города и представителя власти. По поручению князя он сделал трактирщику такой строгий разнос по поводу его непристойного домогательства, что тот не знал, куда деваться от стыда и страха.

После этого огорчения настроение хозяина «Золотого Гуся» круто изменилось: теперь он постоянно был не в духе. Но хуже всего было то, что он сообщил о своем замысле некоторым внушавшим ему доверие лицам, а те разболтали тайну, и теперь его повсюду поднимали на смех.

Одна беда всегда влечет за собой другую. У трактирщика был четырнадцатилетний сын, который на Пасхе должен был уйти из городской школы и теперь помогал отцу в деле. Каспар — так звали этого юношу — был чрезвычайно неповоротлив. Несть числа разбитым им стаканам и тарелкам, как и подзатыльникам, которыми щедро награждал его родитель.

И вот, в довершение всех бед, Каспар забыл однажды закрыть кран винной бочки. Ярость трактирщика была неописуема. Он жестоко избил сына, выместив на нем свою неудачу с переименованием трактира. Окончив экзекуцию, отец обратился к сыну со следующей речью:

— Негодный мальчишка! Я бы с удовольствием выгнал тебя из дому. Но, увы, мне будет стыдно людей, если узнают, что мой сын непутевый бродяга. Посему я оставлю тебя у себя. Но знай же, что миновали веселые деньки! Чтобы быть трактирщиком, ты слишком глуп, — это ясно! Но я заставлю тебя заняться науками.

Окончив эту речь, он дал несчастному Каспару такого пинка в бок, что тот в один миг вылетел вон из комнаты.

Мысль, пришедшая трактирщику в минуту гнева, глубоко в нем засела. К сожалению, парень был немного староват для поступления в младший класс лицея. К тому же, за время службы в трактире он, конечно, забыл все, чему его учили в городской школе. Сообразив все это, трактирщик решил немедленно нанять учителя, чтобы тот вбил в голову его сына всякую ученую премудрость. Он не хотел только слишком много истратить на это дело.

Вдруг он вспомнил о