Питер Марвел - Пираты Елизаветы. Золотой век Страница 37

– Давайте руку! – рявкнул капитан Ивлин. Уильяма втащили в шлюпку. К его удивлению, Кроуфорд уже сидел на банке и с удвоенной энергией вычерпывал воду, которая, однако, не убывала. Шлюпка то и дело черпала бортами, грозя утонуть.

– Ветер стихает – дождю конец, – глубокомысленно изрек кто-то, наверное, опять Потрошитель.

Гребцы навалились на весла, и шлюпка пошла прочь от шхуны.

«Что же, взрыва не будет? – подумал Уильям. – Все напрасно? Или огонь не добрался до пороха? Ему кто-то помешал?» Но он даже не успел испытать сожаление – в сырой мгле вдруг раздался глухой удар, и Уильям оглох. Потом были еще четыре взрыва подряд – один мощнее другого, – как будто тяжелая береговая батарея в упор расстреливала несчастную шхуну огненным студнем – смертоносной смесью селитры, серы, смолы и масла. Пелена дождя и мрака разорвалась, и сквозь нее выплеснулся ослепительно-желтый столб огня, объятый со всех сторон клубами белесого дыма. По воздуху с леденящим душу гулом и свистом пронеслись обломки лопнувшего корабля. Огромная волна плеснула и, точно скорлупку, опрокинула шлюпку со всеми находящимися в ней людьми.

Уильям полетел вверх тормашками и сразу же ушел с головой в неожиданно теплую мутную воду. Он был оглушен. Некоторое время Уильям бестолково молотил руками, оставаясь на месте, но потом вода сама вытолкнула его на поверхность. Харт вынырнул, едва не ударившись головой о край перевернутой лодки. Вцепившись в нее, под дождем уже дрейфовали капитан Ивлин и Кроуфорд. Чуть позже Уильяма к ним присоединился Джо Янг, подгребли Боб и Потрошитель, который волок за шкирку потерявшего сознание Джона. Вот только Амбулена и Мак-Магона почему-то не оказалось.

– Где Робер? Где этот Мак-Магон? Они что, утонули? – крикнул Уильям в ухо Кроуфорду, судорожно цепляясь за скользкие бока шлюпки и старательно колотя ногами по воде.

– Вероятно, да, – проорал за Кроуфорда тоже оглушенный капитан Ивлин. – Амбулена вообще смыло волной, как только вы поплыли к шхуне. Упокой, Господи, их души.

Харт зажмурился, и перед глазами у него возникли белые-белые лица Амбулена и бедолаги-матроса. Он видел, как их тела медленно опускаются на дно, вытягиваются на песке и лежат там долго-долго. К ним подплывают рыбы, осторожно отщипывают их мясо… Харт очнулся от острой боли в боку, и видение исчезло. Дождь кончился, а холод медленно подбирался к сердцу.

– Не спи, – осипшим голосом прохрипел Кроуфорд. – Давай греби ногами. – Он был зол как черт, а исчезновение Амбулена вселяло в него неясные подозрения.

Харт тряхнул головой и попытался прикинуть в уме, каковы шансы Амбулена выплыть в такую погоду на берег. Ему не верилось в его смерть. Так, ругаясь, предаваясь размышлениям и отпуская грязные шуточки, отряд Кроуфорда доплыл до берега, держась за перевернутую шлюпку.

– Земля! – проорал Боб, кончиками пальцев ощутив спасительный песок, и тут Уильям отключился.

Надо сказать, что беспокоился Кроуфорд не напрасно. Робера Амбулена вовсе не смыло за борт шлюпки – он добровольно покинул ее, пользуясь дождем как прикрытием и преследуя вполне определенные цели. Надо добавить, что если француз преследовал некие цели, то его самого преследовали жестокие угрызения совести, с которыми он, впрочем, умудрялся довольно успешно бороться. Амбулен чувствовал почти то же самое, что и Уильям Харт, только гораздо сильнее. Поручение, данное ему Орденом, приобретало все более гнусный привкус, и в душу прокрадывалось чудовищное сомнение в том, что к заочному отпущению грехов, которое высокочтимый отец Шарль де Нойель поспешил выдать ему авансом на все путешествие, можно относиться всерьез.

Еще только ступая на берег Эспаньолы, Амбулен обдумывал, как передать Кроуфорда и его людей в руки капитана де Ришери. Накануне его до гениальности простой и незамысловатый план растаял в грохоте пушек Черного Билли. Робер мучительно боролся с собой: он видел, как Всевышний сам разрушает неправедные начинания, давая возможность заблудшей овце стать на путь истинный, но не мог и не смел ослушаться приказа. Чтобы заглушить голос совести, Амбулен непрестанно повторял самому себе, что с Кроуфордом его ничто не связывает, тогда как Орден давно стал ему и отцом, и матерью, и любимой… Амбулен знал, что вся его жизнь принадлежит иезуитам – отнюдь не только из-за страха быть наказанным в случае ослушания, а просто потому, что молодой человек не знал, не мыслил и не представлял себе никакой жизни вне Ордена. Поэтому он с отчаянным упорством продолжил осуществление своей задачи.

Подплывая к берегу в пелене дождя, Амбулен поймал себя на мысли, что был бы рад сейчас пойти ко дну, избавившись от тяжкой обязанности. Однако в следующий момент он почувствовал, что его ноги уже касаются дна.

Со стороны невидимой сейчас шхуны раздались один за другим несколько оглушительных взрывов, в воздух, разрезая дождевую мглу, поднялся роскошный фонтан огня, а затем все умолкло. Ливень начал стихать. Выбравшись на песок, такой же мокрый, как и все вокруг, Амбулен увидел странную картину. Под пальмой, задрав приплюснутую морду кверху и скаля кривые зубы, сидела маленькая те-чичи. При этом она подвывала так гулко и противно, что молодому человеку стало не по себе. Припомнив рассказ Кроуфорда о том, что индейцы считают этих собачонок проводниками в небытие, Амбулен содрогнулся. Ему пришло в голову, что псина наткнулась на посланца загробного мира.

В следующий момент он убедился, что недалек от истины. На дереве, вокруг которого с воем крутилась собака, примостился крупный, жирный удав толщиной с ногу барашка. Происхождение змеи не оставляло сомнений – это был, пожалуй, единственный друг индейца-иезуита Хуана Эстебано. Караиб, чьи предки принадлежали к тотему пернатого змея (как о том свидетельствовала татуировка на его груди), даже взятый в неволю и воспитанный иезуитами, в действительности сохранил в душе верования и обычаи своего племени. Как сын касика, Хуан Эстебано был просто обязан уметь говорить со змеями – и он умел. Индейца всюду сопровождал огромный, не менее четырех-пяти ярдов в длину, пятнистый удав. Эстебано обращался с ним нежно и ласково, как с новорожденным котенком. Питон в присутствии хозяина становился почти кротким и даже охотно прятался, свернувшись кольцами, в небольшой саквояж, который караиб всюду таскал с собой. Поэтому о существовании змеи мало кто знал.

Но на этот раз удав был выпущен и тяжеловесной спиралью примостился в ветвях пальмы. Это означало, что Эстебано тоже находится поблизости. Харон, чуя присутствие человека, способного наводить чары, да еще на такое существо, как змея, прямо бесился.