Город пробужденный - Богуслав Суйковский Страница 34

Первая стрела, выпущенная из катапульты, — снаряд величиной с копье — неожиданно просвистела и угодила в отряд солдат, стоявших на носу галеры. Она пронзила плечо одному воину и застряла в боку другого. Раненый, старый ветеран многих войн, не смог сдержать боли и со стоном рухнул. Ему ответил хоровой визг ужаса из толпы женщин. Но уже летел второй снаряд, который с треском отколол щепу от мачты, а третий свалил десятника.

Старый вождь Фульвий Флакк мгновенно осознал весь ужас положения.

— Да у них же катапульты! — бросил он Опию Сабину. — Они нас тут перестреляют, как уток!

Словно в подтверждение этих слов, снаряд снова прожужжал в воздухе, и ему ответили стон и предсмертный хрип в группе солдат, а также почти истерический крик женщин.

— Женщин — под палубу! Живо! Солдаты, за борта! Нам остается одно — атака! Разворачивай, Опий, на месте разворачивай, и в атаку!

Опий Сабин не успел исполнить приказ — он рухнул с огромной стрелой, торчащей в горле. Флакк перешагнул через его ноги, еще бившиеся о доски палубы, и сам, спокойно и решительно, принял командование.

Трирема, табаня левыми веслами и усиленно гребя правыми, начала разворачиваться на месте, взбивая вокруг пену на вздыбившихся волнах. Но легкая пиратская галера, словно пес за вепрем, неотступно кружила за ней, держась у самой кормы. Снаряды из катапульт продолжали со свистом рассекать воздух. Один пролетел над палубой, оставляя в воздухе дымный след, и с шипением канул в волнах, другой вонзился в рею, на которой был свернут ненужный в безветренный день парус. Тотчас оттуда повалил дым, а мгновение спустя вырвалось и быстро разрослось пламя.

— Фаларики! Стрелы с комьями горящей смолы! — вскрикнул Спурий Юкунд. — Они нас сожгут!

Трибун Гай Семпроний, сзывая солдат, бросился к огню, но уже второй снаряд ударил в борт, третий — в палубу, четвертый угодил в самую середину корабля, вызвав там суматоху. Во всех этих местах взметнулось пламя, быстро разрастаясь, а когда солдаты кинулись его тушить, их принялись косить новые, меткие, летящие все гуще снаряды.

Гай подбежал к адмиралу. Лицо его было закопчено, туника разорвана.

— Вождь! — кричал он, пытаясь перекрыть шум солдат, борющихся с огнем, вопли надсмотрщиков, подгоняющих внизу гребцов, плеск и треск весел. — Вождь! До рукопашной не дойдет! Они сожгут нас, перебьют людей, но в бой не вступят!

— Я вижу! — Флакк из-под нахмуренных бровей бросил короткий взгляд на пустые места, где стояли снятые машины. — Один меткий камень из кормовой катапульты закончил бы этот бой! А так… Придется гибнуть! Эти пираты, должно быть, на жалованье у Карфагена! Ведь не добычи они у нас ищут!

— Вождь! А женщины? Помни о женщинах, которые нам доверились!

Флакк оглянулся. По его приказу женщины сбежали под палубу, спасаясь от снарядов, но, видимо, не все смогли побороть любопытство, ибо на корме, в самом опасном месте, стояла какая-то белая фигура. Адмирал узнал Плотину, которая так жаждала приключений.

Он порывисто обратился к ней:

— Что ты выбираешь, Плотина? Смерть или пиратский плен? Вас, конечно, освободят, взяв огромный выкуп!

Та повернула к нему спокойное, хоть и бледное лицо.

— Смерть — приключение короткое и скверное. Может, я бы и выбрала его, но стрелы все падают где-то вдалеке. А мои спутницы там, внизу, только скулят от страха и кричат: «Жить!», так что надо жить, вождь.

— Хорошо! Мы уверяли вас в безопасности, и теперь мы должны подчиниться вашей воле. Даже если речь идет о нашей чести! Гай, отдай приказ: «Весла вверх!» Подай пиратам знак, что мы хотим сдаться. Пусть назовут свои условия.

Условия, поставленные Тридоном, сводились к одному требованию: сдаться, бросить оружие, а дальше будет так, как он решит. На борту женщины? Из знатных домов? Что ж, о выкупе можно будет поговорить, но позже.

Быстро и умело пираты завладели триремой. Женщин, весь штаб адмирала и всех офицеров они перевели на свою галеру, заперев под палубой; из солдат выбрали самых сильных и загнали на весла; перенесли всю добычу, особенно оружие. Они освободили гребцов, прикованных к веслам на триреме, оставив там остальных солдат, но переломали все весла и срубили мачту.

— Как доберетесь до берега — ваше дело! Мы даруем вам жизнь, ибо такова наша милость и доброе расположение духа! За это благодарите тех дам, потому что такой удачи мы не ждали на военной галере! — смеялся Тридон. — Нам весело, а сегодня ночью будет еще веселее, так что и вы получите какую-никакую утеху!

— А вы, — обратился он к освобожденным от весел рабам — страшным, исхудавшим, почти нагим, покрытым ранами от кнутов, качающимся на ногах, которые почти отказали им от вечного сидения на скамьях, — выберите себе тех, кто досаждал вам больше всего! Можете делать с ними что хотите!

16

Туман, поднявшийся утром, сразу после полудня опустился снова; ветра по-прежнему не было, но волна росла. Тяжелая, серая, маслянистая зыбь неприятно швыряла галеру.

— Где-то стороной прошла буря, — сказал Тридон. Он тяжело дышал. Пот стекал у него со лба, увлажняя черную бороду.

— Но никогда нет уверенности, что не дунет шире. Надо остерегаться!

— Я остерегаюсь, — пробормотал рулевой Аминтос. — Но что это поможет? Если обрушится буря, нужны отборные гребцы. Умелые и послушные. А эти пленные римляне ни на что не годятся. Будто впервые видят весла.

— Сифакс, Идибаал, слышите? У нас нет времени на долгие поучения! Кнут их научит! Спускайтесь вниз и учите! Ревностно учите!

— Не поможет! — упрямился Аминтос. — Это, верно, какой-то бог на нас гневается. Ни вчера на берегу не вышло, ни сегодня.

— Лжешь! Захватить такую трирему, с таким грузом — это милость богов, а не гнев!

— Что с того груза, если мы вместе с ним пойдем на дно?

— Что ты скулишь? Бури на море не видал, что ли?

— Бури-то я знаю! Но ты всегда перед плаванием приносил жертвы богам моря и ветров, а теперь — нет.

— А что мне было принести? Нумидийский шлем, щит?

— Известно что — нечто ценное. А теперь с нами плохо. Гляди! Ты великий моряк, а не скажешь, где запад. В какую сторону плыть?

Тридон огляделся. Туман сгущался и серой пеленой окутывал галеру. Лишь