Город пробужденный - Богуслав Суйковский Страница 3

— Ты, верно, ищешь свежей рыбы, Кериза? Я так и знал. Мы ловили всю ночь, но улов был скудный. Однако я отложил кое-что достойное тебя: мурена, длинная как копье и толстая с мое бедро.

Кериза торопливо перебила:

— Мурена? Да такая огромная? Но… это слишком много для нас и… и слишком дорого.

— Слишком много? Ха! Неужели у такого мастера, как твой отец, пропал аппетит? Ну, и на это найдется управа. Пригласи меня сегодня на ужин. Вот увидишь, этой рыбки еще и мало покажется!

Рыба не была ни длиною с копье, ни толщиною с бедро, но ее хватило бы на сытный ужин для четверых мужчин, и в корзине Керизы она поместилась с трудом. Это тут же дало Кадмосу повод для новой просьбы.

— Слишком тяжело для тебя. Давай я понесу корзину и провожу тебя. Так будет безопаснее, а то много пьяных шляется.

— Я не боюсь! — попыталась воспротивиться Кериза, но когда рыбак, не слушая, подхватил корзину и зашагал в сторону площади Ганнона, она робко возразила.

— Может… может, пойдем другой дорогой? Там буянят пьяные нумидийские матросы…

— Уж лучше пусть они убираются с моей дороги! — выпалил Кадмос, но тут же помрачнел. Он знал, что нумидийцы ходят толпами, городская стража не вмешивается, разве что в крайнем случае, а затеять драку в обществе девушки могло иметь самые дурные последствия именно для нее.

Поэтому он нехотя добавил:

— Как скажешь. Придет и на этих варваров управа. О, боги, до чего дошло, что эти нумидийские псы так нагло ведут себя в нашем городе! О, правы те, кто кричит, что наш первый враг — Масинисса!

— Нет, нет! — смело возразила Кериза. — Старец Лестерос, мудрец, справедливо доказывает, что это Рим натравливает его на нас, чтобы нас связать, ослабить…

Кадмос удивленно взглянул на нее.

— Ого! Так ты уже рассуждаешь о политике? Да что, весь город с ума сошел? Куда ни пойдешь — везде споры да ссоры. А жизнь так прекрасна и коротка. Впрочем, неважно. Идем. Хм, не хочешь через площадь Ганнона? Ну, тогда, наверное, через Малку. Днем там безопасно.

— Как хочешь, Кадмос, — тихо ответила девушка. У Малки была дурная слава. С наступлением сумерек ни одна женщина не решалась забредать в ее кривые, темные улочки — это и противоречило обычаям, и было попросту опасно. Но сейчас был ясный день, да и присутствие Кадмоса придавало ей уверенности. Было даже как-то неожиданно приятно подчиниться этой сильной мужской воле.

Но уже через мгновение она об этом пожалела. Кадмос шел уверенно, — видно, он прекрасно знал закоулки этого квартала, — и вел ее кратчайшей дорогой к улице Каменотесов, что лежала между Бирсой и Тевсской брамой. Но он не подумал, что не всякая улица придется по нраву молодой девушке, а может, у него и не было выбора, потому что все улицы здесь были одинаковы. Достаточно сказать, что, едва они свернули за первый угол, Кериза невольно замерла. Впрочем, она тут же овладела собой и двинулась вперед с гордо поднятой головой, но с густым румянцем на щеках. Прямо перед собой она увидела огромный, всем известный знак, сообщавший прохожим, что в этом доме находится лупанарий, а стоявшие рядом в ряд высокие табуреты, на которых по вечерам сидели, завлекая прохожих, женщины, указывали, что заведение открыто и девиц хватает на любой вкус.

Сейчас табуреты еще пустовали, но уже в ста шагах они проходили мимо другого такого же дома, который был открыт. На первый, самый высокий, табурет как раз усаживалась великолепно сложенная негритянка, совершенно нагая, но увешанная немыслимым количеством колец, ожерелий из бронзы, меди и даже серебра. При каждом ее движении все это звенело и бряцало.

Завидев их, она весело расхохоталась, сверкнув белоснежными зубами, и крикнула:

— Эй, красавчик, силач, что я вижу? Ты с этой тощей щепкой? Да от нее никакого проку! Иди-ка лучше ко мне. Возьму недорого, всего-то два сикля. Не пожалеешь. Даже самум в разгар лета не так горяч, как мои ласки. Гляди, знаток, какая у меня грудь, какие бедра!

Кадмос даже не взглянул, лишь бросил пару слов на языке, которого Кериза не знала. Негритянка рассмеялась, но тут же умолкла и больше не приставала.

Тем временем какая-то старуха, до того сидевшая, сгорбившись, у подножия лестницы ближайшего дома, увязалась за ними и затараторила:

— Может, ищете укромной комнатки? Только я, которую зовут утешительницей влюбленных, мигом найду вам любую, какую пожелаете. Хотите — скромную, хотите — роскошную. Сам Клейтомах бывал у меня пару раз с одной дамой, что предпочитает оставаться неузнанной. И сам суффет Абибаал заглянул бы. А может, это твоя рабыня, юный господин? Тогда советую тебе: продай ее. Пока молода. Девки ведь стареют, ах, как быстро они стареют! Подумай, прекрасный муж, сколько ты теряешь каждый день. А ведь ее кормить надо, одевать. Я куплю. Уж такая я — люблю помогать. Себе в убыток, а помогаю. Хоть она и худая, и одна лопатка выше другой, все равно куплю, лишь бы избавить тебя, утешение женских глаз, от хлопот.

— Ну, можешь радоваться, — пробормотал Кадмос, когда старуха наконец отвязалась. — Раз она хотела тебя купить, значит, красота твоя и… все такое…

Он осекся, смутившись, потому что они снова проходили мимо лупанария, также отмеченного красным знаком. Здесь на табуретах уже сидели две девушки. Одна — с безразличным, скучающим видом, другая — съежившись, пытаясь сплетением ног, локтями и ладонями скрыть наготу тела и лицо, а главное — коротко остриженные волосы, позорный знак своего ремесла.

— О, новенькая?! — воскликнул Кадмос, на миг забыв, с кем говорит. — Эта старая Атия часто находит что-нибудь эдакое. Раз даже подсунула мне девственницу. Но и содрала за это! Может, и эта сейчас?.. Так стыдится… Хотя, может, притворяется? И такое бывает.

— Так оставайся и проверь! — гневно прошипела Кериза, пытаясь вырвать корзину из рук Кадмоса. При звуке ее голоса девушка на табурете вдруг вскинула голову и вскрикнула — не то от радости, не то от ужаса или стыда:

— Кериза! Ох, Кериза!

Табуреты были такими высокими, что сидевшие на них женщины возвышались над прохожими — чтобы их было лучше видно и они больше привлекали внимание. Девушка резко наклонилась, едва не упав, и тут же