Черные ножи 4 - Игорь Александрович Шенгальц Страница 26

— Так точно, господин оберкапо! — захлопал я глазами.

Если ему нужны агенты, значит надо завербоваться в их число. Разумеется, фиктивно. Но будет больше доверия и свободы передвижения. Вот только какие испытания для проверки лояльности приготовит этот человек, похожий на доброго деревенского дядюшку, я не знал.

— Ну-с, начнем с начала. Расскажи-ка в подробностях, что делал весь день, кто и какие поручения давал, что при этом говорил?..

Скрывать мне было нечего, и следующие четверть часа я пересказал Шварцу почти все, что случилось со мной за день. Конечно, за исключением некоторых моментов, но в остальном, скрывать мне было нечего.

Работа в крематории, снятие тела повешенного, лазарет… обычный график рядового капо. Я не забыл упомянуть, что сестра Мария осталась мной довольна и завтра желала бы видеть вновь.

— В целом, ты рад переменам в твоей судьбе?

— Очень рад, господин оберкапо! — я вновь вытянулся перед ним. — Мне очень повезло, что меня выделили из прочих. Я ценю это доверие и не подведу его!

Шварц помолчал, потом перевел тему:

— Твой предшественник капо Осипов скончался вчера… что ты об этом знаешь?

— Совершенно ничего, господин оберкапо! Слышал только, что он покончил с собой!..

— Ну-ну… ладно, ступай. Я тебя запомнил и прослежу за твоей судьбой. Завтра работаешь в лазарете, раз уж так приглянулся сестре Марии. А сейчас отдыхай, заслужил…

В бараке капо было душно, топили там знатно. Состав «особо отличившихся» был многонациональным, но большую часть составляли немцы, причем из уголовных. Советских тоже хватало, предатели везде найдутся.

Один такой — длинный, с вытянутым черепом и узким подбородком, подошел ко мне, лишь только я прилег на свою постель, и спросил:

— Откуда сам?

— А тебе какое дело? — я не был настроен на диалог.

— Поздороваться хотел, свой ведь.

Я едва сдержался, чтобы не нахамить. Какой ты мне свой, морда? Я таких, как ты, бил смертным боем и бить буду покуда жив.

— Псковский.

— А я из Воронежа. Ты паек получил? Без ужина ведь останешься.

— Не голоден, — пожал я плечами и отвернулся к стене.

Мой собеседник постоял немного и отошел. Жрать мне, и правда, совершенно не хотелось. Того, чем я перекусил в лазарете, хватило, чтобы организм пока не требовал добавки. И так сегодня я получил больше, чем до того.

Виндек тоже находился в бараке, но ко мне не подходил, и даже не смотрел в мою сторону. Но я был уверен, что он следит за каждым моим шагом. Доверяет или не доверяет, не понятно, но проверяет точно. Я пока не доказал свою полную лояльность фашистам, не был повязан кровью, а значит, ненадежен. То, что я избил гумой провинившегося, в счет не шло. Это мелочи. В следующий раз, я был уверен, испытание будет куда сложнее. Скорее всего, мне прикажут убить одного из заключенных. Забить собственными руками или повесить, не суть важно. Главное, на это я никогда не пойду, даже ради великой цели. И что тогда? Конец легенде, и конец мне…

Пока же барак постепенно успокаивался, устраиваясь на ночь. Я закрыл глаза и неожиданно провалился в глубокий сон, а когда проснулся, так же внезапно, то уже было далеко за полночь. Барак спал.

Я тихонько поднялся, сунул за пазуху кирпич хлеба со стола и банку тушенки, и вышел на улицу. Ночь была необыкновенно тихая и звездная, такое редко случалось в этих краях. Сегодня же словно бы кто-то щедрой рукой раскинул по небу целый калейдоскоп светящихся огней, и крупная луна лишь дополняла картину.

На воротах, отделявших основной лагерь от специальной, меня пропустили без лишних вопросов, несмотря на поздний час. В обязанности капо входило многое, в том числе контроль за своими бараками двадцать четыре часа в сутки. И за любое происшествие, выходящее за рамки дозволенного, отвечал приставленный к бараку капо.

Спит ли Зотов? Первоначально я планировал прийти чуть раньше, сейчас же было не меньше двух часов ночи, и Георгий вполне мог улечься отдыхать, решив, что я уже сегодня не явлюсь.

Едва я аккуратно приоткрыл дверь своего бывшего барака и ступил внутрь, как меня схватили за одежду и с силой куда-то потащили.

Точнее, попытались это сделать. Но я тут же подбил нападавшего под руки, схватил за отворот одежды и провел классический бросок через бедро, тут же оказавшись сверху и приготовившись бить.

— Фашист! Мразь! — послышался сдавленный хрип. — Я все равно до тебя доберусь! Ты сдохнешь! Сдохнешь!

Так, понятно, как я ни таился во тьме, но мой приход в барак кто-то отследил, и теперь меня пытаются убить. За что? Тут и гадать нечего, я бы и сам захотел задушить каждого предателя, представься лишь подходящий случай. Вот только напавший на меня забыл, что своими действиями он подставлял не только себя, а целиком весь барак. Убей он меня, и завтра казнили бы каждого десятого… или даже каждого пятого. В худшем случае, убили бы всех — в назидание остальным.

Я, наконец, узнал его — Гришка, тот самый парень, с которым мы копали траншею на заводе. Молодой, горячий, неистовый.

Чуть ослабив хватку, чтобы ненароком не придушить его насмерть, я негромко произнес:

— Если отпущу, будешь вести себя смирно?

— Убью тебя, гад! Сдохнешь!

Выбора не оставалось, и я чуть крепче сжал его шею, ровно до того момента, пока он не отключился, а потом отпустил, чтобы не перестараться и не прикончить парня на самом деле.

Тут в коридоре появился человек со свечным огарком в руках. Зотов.

Мгновенно оценив ситуацию, он вполголоса уточнил:

— Этот живой?

— Очнется через полчаса. Скажешь, что ему все привиделось. Упал в обморок от голода. Кстати, вот немного провианта… — я выложил хлеб и тушенку на стол.

— Рассказывай! — потребовал Зотов, мазнув безразличным взглядом по продуктам.

Я быстро выложил свою главную новость о скором приезде Гиммлера, потом поведал, как провел день и поделился сомнениями, что не смогу выполнить задачу и доставить пленку по назначению. Я вытащил ее из потайного кармана и положил на стол.

— Забери, прошу! Ты не понимаешь, я могу сорваться в любой момент. Терплю из последних сил! Если я прибью одного из них, то пленку обязательно найдут, и тогда