Первая мировая война. История Великой войны, которая расколола мир и привела Европу к гибели - Джон Киган Страница 21

Они также хотели, чтобы послы великих держав в Белграде оказали давление на сербов, ослабив их сопротивление. К этому прибавилось и лукавство. Статс-секретарь иностранных дел Германии Готлиб фон Ягов устно заверил послов Британии и Франции, что его страна стремится сохранить мир, но предпочитает прямые переговоры между Россией и Австрией, а не широкое международное посредничество, хотя Германия не сделала ничего, чтобы подтолкнуть Австрию к переговорам с Россией, притом могла это сделать. У Германии были другие цели – задержать мобилизацию в России и нейтрализовать Британию и Францию, которые во второй половине дня понедельника согласились на четырехстороннюю конференцию, предложенную Греем. И наконец, не обошлось без саботажа. Узнав об идее Грея, Берхтольд в тот же день проинформировал немецкого посла, что намерен «направить официальную ноту об объявлении войны завтра или в крайнем случае послезавтра, чтобы исключить любые попытки посредничества»[80].

Результат был закономерен. 28 июля Австро-Венгрия объявила войну Сербии. В данном случае торопился Берхтольд, а не Гётцендорф. Уже прозвучали выстрелы – правда, с одной стороны, поскольку австрийцы дали залп по сербам, которые подошли слишком близко к границе, и министр иностранных дел (не начальник Генерального штаба!) предложил рассматривать этот инцидент как военный акт. Теперь это была война не на тех условиях, которые были бы у Австро-Венгрии в первые дни после убийства наследника ее престола, – наступление на Сербию, не осложненное более широким конфликтом. Месяц задержки нарушил этот план, но у Берхтольда сохранялась надежда, что дипломатия отсрочит неизбежные действия других держав и его страна успеет разбить сербов.

Желание действовать усиливалось тем, что в основе австрийских планов войны, с которыми был знаком министр иностранных дел, лежало быстрое разрешение конфликта[81]. Генерал-фельдмаршал Конрад фон Гётцендорф предупредил, что разделение сил на три группы – минимальную на балканской границе, основную против России в Польше и мобильную для усиления двух первых – не предусматривало вторжение в Сербию без гарантий того, что в России не будет объявлена мобилизация. Сербская армия была малочисленной – всего 16 дивизий, но она превосходила «минимальную балканскую группу» австрийцев. Таким образом, для быстрой войны с Сербией безусловно требовалось привлечение «эшелона Б» – мобильной группы. Но если ее перебросить на юг, опасность может возникнуть на границе с Польшей. Другими словами, теперь все зависело от дальнейших действий России.

Между тем там уже сделали первый шаг. Напомним, что в прошедшее воскресенье, когда известия из Санкт-Петербурга о решительной поддержке Сербии убедили Белград изменить решение и дерзко ответить австрийцам, в России ввели положение о подготовительном к войне периоде. В данном случае предусматривалось только приведение в боевую готовность кадровых соединений, расположенных в европейской части страны, – осторожная мера, чтобы не спровоцировать начало мобилизации в других странах. Эквивалентом этой меры в Германии было положение, которое называлось состояние угрозы войны (Kriegsgefahrzustand), а во Франции – операция прикрытия внутри национальных границ (la couverture). Действия России могли быть оправданы тем, что Сербия провела мобилизацию, ответом на которую в тот же день стала частичная мобилизация в Австрии. Франция была проинформирована о действиях России – франко-русская конвенция требовала консультаций, прежде чем будет объявлена мобилизация, а немецкий военный атташе при дворе Николая II сообщил в Берлин о том, что у него сложилось впечатление, будто осуществляется подготовка к войне против Австрии[82]. На самом деле император этим не ограничился. Под прикрытием положения о подготовительном к войне периоде были разосланы распоряжения о мобилизации в четырех военных округах – Киевском, Одесском, Московском и Казанском, а в понедельник 27 июля она распространилась также на Кавказский, Туркестанский, Омский и Иркутский округа.

Таким образом, к началу следующей недели, оказавшейся последней неделей мира, половина русской армии – хотя и не та половина, которая была сосредоточена в военных округах, соседствующих с Германией, то есть в Польше, Белоруссии и Прибалтике, – оказалась приведенной в боевую готовность. Франции об этих мерах сообщили, и республика их одобрила. Военный министр Франции Адольф Пьер Мессими и начальник Генерального штаба Жозеф Жоффр советовали русским генералам привести свои соединения в полную боевую готовность[83]. Военачальников императора Николая подгонять не требовалось. Они, как и генералы всех остальных европейских стран в июле 1914 года, считали своим долгом исходить из худшего варианта развития событий. Таким для них была полная мобилизация немецкой армии – в ответ на мобилизацию в России, предпринятую для того, чтобы предотвратить нападение Австрии на Сербию. Царские генералы понимали, что именно это и случится, если уже начавшаяся частичная мобилизация их армии спровоцирует полную мобилизацию австрийской, которая – у военачальников были все основания так думать – потребует полной мобилизации немецкой. Во вторник 28 июля начальник российского Генерального штаба генерал от инфантерии Николай Янушкевич после совещания с главами квартирмейстерской, мобилизационной и транспортной служб пришел к выводу, что положение о подготовительном к войне периоде необходимо заменить официальным объявлением мобилизации[84]. Всем им уже стало ясно, что большой войны избежать вряд ли удастся: частичная мобилизация в России вызовет всеобщую мобилизацию в Австрии, за которой последует то же самое в Германии, а это поставит мир в Европе не просто под вопрос. Словом, в Генеральном штабе решили подготовить два приказа – о частичной мобилизации и о всеобщей, одновременно представив их на подпись царю.

Министр иностранных дел Российской империи Сергей Сазонов, получивший известие о том, что Австрия объявила войну Сербии, во вторник утром, после полудня, встретился с французским послом Морисом Палеологом. Альбертини, известный своими глубокими исследованиями истоков войны, пришел к выводу, что Палеолог «…по всей видимости, одобрил [решение о частичной мобилизации], пообещал полную поддержку Франции и попытался развеять естественные опасения, отправив в Вену, Париж, Лондон и Рим (но не в Берлин) телеграфное сообщение о мобилизации в России и все-таки доведя до сведения немецкого правительства отсутствие у русских намерения нападать на Германию»[85]. Тем не менее этим же вечером генерал Янушкевич сообщил во все военные округа, что 30 июля будет объявлено первым днем всеобщей мобилизации, а на следующее утро, повидавшись с Сазоновым, телефонировал царю и убедил его поставить подпись под обоими приказами – и о частичной мобилизации, и о полной. После полудня глава мобилизационного отдела Генерального штаба получил необходимые резолюции министров (министр внутренних дел сначала перекрестился, а уж потом подписал документы), и вечером глава квартирмейстерской службы распорядился доставить приказы о мобилизации на центральный телеграф Санкт-Петербурга. Ждали указа о полной мобилизации во всех военных округах.

Решение о всеобщем призыве «было, возможно, самым важным… во всей истории Российской империи. Оно полностью уничтожило перспективу предотвращения большой войны в Европе»[86]. Но ведь оно не было продиктовано необходимостью! По всей видимости, Сазонов поддержал генералов, узнав, что в ночь на 29 июля австрийские канонерские лодки на Дунае вели артиллерийский огонь по