Умберто Нобиле и «Италия» на Северном полюсе. Политика и история по неопубликованным документам 1928–1978 гг - Клаудио Сиколо Страница 21

сегодня подвержены многие южные области, – утверждает Нобиле, – происходят в основном из-за некой изоляции, в которой они находятся много веков. Эта причина, по которой они отстают в экономике, в социальной структуре, в образовании от северных областей»[240]. Нобиле не против административной децентрализации, но он против присвоения правомочий и законодательной власти регионам, что означало бы, с точки зрения Нобиле, «увеличение бюрократических механизмов, которые будут обращаться друг к другу с ходатайствами; целая сеть из двадцати двух региональных бюрократических структур над одной общенациональной»[241]. Затем Нобиле набрасывается на конституцию Сицилии, чьи особые исключительные права могут распространиться на три другие области, которым обещали особую независимость, а потом потихоньку и на все остальные, и «мы рискуем получить, – заявляет Нобиле, – Совет министров, в котором будет двадцать два постоянных члена – представители областей, которые останутся в этой должности и до, и после кризиса правительства»[242]. Он выступил против ратификации Парижского мирного договора между Италией и могущественными союзниками, выигравшими войну, потому что ему казались несправедливыми трактовки в военных и территориальных статьях. Условия, навязанные победителями, не компенсировали, по его мнению, жертвы, которые понесла Италия как страна-союзник в войне против Германии. И потом было бы ошибкой не держать нейтралитет между западным и восточным блоком государств-победителей. «В этом убеждены многие, – говорит Нобиле, – если бы Италия меньше отождествляла свои интересы с интересами англо-американцев, в Париже ее международная позиция была бы совсем иной. После крушения нацизма большая ошибка заключалась в том, что мы не сохраняли нейтралитет между двумя противоборствующими блоками»[243]. Он также вмешался в избирательный закон: хотел исправить пропорциональное соотношение, чтобы поддержать небольшие партии путем введения единого национального избирательного коэффициента[244].

Особенно много сил Нобиле отдавал реформе Министерства авиации, теме, которую он знал очень хорошо. «В авиации, – утверждал Нобиле, – честно говоря, дела плохи»[245]. В своей речи он сурово критиковал траты, вызванные недостаточным сокращением и переквалификацией персонала. Он требовал больше строгости в наказании офицеров за их поведение после «8 сентября» (Кассибильское перемирие от 3 сентября 1943 года, фактическая капитуляция Италии, которую принято называть по дате обнародования «8 сентября». – Ред.), потому что, в его понимании таких наказаний стало неоправданно мало[246]. Он жаловался, что аттестационные комиссии, необходимые для продвижения персонала, состоят исключительно из высоких военных чинов, что не гарантирует беспристрастности; требовал, чтобы к кандидатам применялись политические критерии, устанавливаемые независимой парламентской комиссией, состоящей из далеких от военной среды людей. Речь Нобиле не понравилась члену Христианско-демократической партии Марио Чинголани, тогдашнему министру авиации[247], как ему не понравилась и вторая речь, которую Нобиле произнес несколько дней спустя: в ней он снова стал настаивать на парламентской комиссии. Фактически Нобиле требовал мер политического характера, отлучавших от авиации тех офицеров, которые, в частности, оставались верны фашизму до и после перемирия 8 сентября 1943 года[248].

Овидио Ферранте высказал лестное суждение о парламентской деятельности Нобиле:

«Эти выступления, собранные в книжку, очень интересно читать. В них иной раз обнаруживаются идеалистические стороны его характера, разумеется, речь не о завязывании любовных интрижек или политических хитростей, а идеализм этот чрезвычайно откровенный и честный, направленный только на национальные интересы, а не на собственные интересы и своей группы… Эта любовь к стране… прорывается стремительно, в частности, всякий раз, когда он начинал говорить об аэронавтике»[249].

Но и в антифашистской политике случались ошибки и несправедливости. 22 июля 1947 года, как раз в те дни, когда Нобиле продумывал свои речи об авиации, генерал Джузеппе Валле был освобожден военным территориальным судом Рима от ряда обвинений, перечисленных в конфиденциальной записке, которую Нобиле представил 5 августа 1944 года уполномоченному по наказаниям за фашистские преступления коммунисту Мауро Скоччимарро. В записке говорилось о деятельности Валле в бытность заместителем министра авиации в фашистском правительстве[250]. В частности, суд отверг обвинения политического характера, согласно которым деятельность и поведение Валле будто бы способствовали сохранению фашистского режима[251]. После оправдания Валле сумел восстановить свой стаж и пенсию, потерянные из-за обвинения[252]. В апреле 1947 года Нобиле опубликовал книгу «Человечество на распутье», представляющую собой беспрецедентную идеологическую разработку его социалистических идей. Книга, написанная под впечатлением от утопий[253] английского мыслителя Герберта Джорджа Уэллса, «которого, – пишет Нобиле, – несомненно, следует считать одним из величайших умов современного англосаксонского мира»[254], предвещает крах капитализма и либерализма перед лицом великих послевоенных кризисов: безработицы, преступности и возможной ядерной катастрофы. Развитие «механической революции» XVII века, которую Нобиле определяет как «покорение пространства» (то есть транспорт) и «завоевание мощности» (то есть использование энергии), вкупе с ростом национальных суверенитетов привело бы к упадку либеральной концепции автоматического перераспределения производительных сил[255]. Ни одна из международных организаций, стремящихся к миру во всем мире, таких как ООН и ей подобные, не могут, по мнению Нобиле, спасти человечество от уничтожения в результате возможной ядерной войны, пока не утвердится единый порядок «Всемирной федерации государств»[256]. «Спасти человечество может не лига наций, – пишет Нобиле, – где великие государства, продолжая вооружаться друг против друга, сохраняют в неприкосновенности свои суверенные права, а мировое государство, федерация всех наций, федерация всех людей»[257]. Философский трактат становится чисто политическим, когда Нобиле приводит советскую социалистическую модель как единственный правильный путь:

«Нужно одно большое социалистическое государство, – пишет он, – Советский Союз. Со многих точек зрения это пример того, чем могла бы быть завтра Федерация всех государств. Он решил проблему национальностей. Все народности, которые его населяют, каково бы ни было место их проживания, на каком бы языке они ни говорили, все они равны в правах и им помогают сохранять и развивать их собственные культурные традиции. Россия практически показала, как можно было бы на огромной территории совмещать достаточную национальную автономию и единую экономическую структуру, которая планирует и координирует производство, потребление и экспорт»[258].

Оценка, данная Нобиле советскому социализму, пришлась по душе Умберто Террачини, написавшему свой комментарий для предисловия книги вместе с комментариями Гвидо Де Руджеро и Луиджи Эинауди.

И все же Террачини был воинствующим коммунистом, который, в отличие от Нобиле, преследовался особым фашистским судом, приговорившим его к долгому тюремному сроку, а потом к ссылке. И он не преминул довольно жестко указать на поверхностность и «нелогичность» анализа Нобиле, указав на «не скажу искаженное, но, конечно, недостаточное»[259] видение мира. В книге, по мнению Террачини, очень не хватало теории марксистского социализма, которая могла