Штаны господина фон Бредова - Виллибальд Алексис Страница 20

его курфюршество в Берлин лучшим образом, нежели моя лошадь, которая носила меня по всем пустошам и болотам Заухе. Я нахожусь в некотором замешательстве. Мы охотились с курфюрстом в лесу под Бельзигер Форст. Я не могу вернуться обратно в эти места, поскольку охота завершилась. Искать курфюрста в лесу тоже не могу, так как замок Хоен-Зиатц, который я неожиданно и не без удовольствия для себя вижу, находится совсем в другой стороне от того места, где мы расстались с моим господином. По моим предположениям, он уже должен проскакать через Тельтов в направлении Берлина. Мой путь теперь возможен только через Потсдам. Но ни мне, ни моей лошади, увы, не хватит сил, чтобы немедленно тронуться в дорогу. Видя, дорогая кузина, ваше ко мне расположение, я должен попросить у вас разрешения воспользоваться на несколько часов вашим гостеприимством.

– Конрад, Рупрехт! Помогите нашему гостю, он очень устал! Ах, а конь весь в мыле!

Конрад и Рупрехт неловко подскочили к знатному гостю. Госпожа Бригитта подтолкнула Ханса Юргена, чтобы тот подержал стремя, пока рыцарь слезает на сажальный камень. Без помощи было не обойтись, поскольку конь упрямился, а всадник с трудом мог шевелиться после долгой скачки. Лишь опираясь на плечо юноши, он сошел на землю с подобающим рыцарю достоинством.

Свет факела упал на нерадостное лицо Ханса Юргена – его заставили выполнить работу, которая не под стать ему, рыцарскому сыну, чей отец снискал себе при дворе высокое положение. Знатный гость окинул его быстрым, но очень острым взглядом:

– Какого любезного помощника вы предоставили в мое распоряжение, дорогая кузина! Юнкер фон Зельбеланг, если мне не изменяет зрение. Как дела у господина фон Бредова?

Кто‑то прошептал:

– Это всего лишь Ханс Юрген.

Однако благородный рыцарь, казалось, не услышал этого шепота. Он поклонился Хансу Юргену и дружески его приобнял. Сделано это было до того, как он сказал кузине приличествующие случаю слова о былых прекрасных временах, которые, увы, уже не вернутся. Когда хозяйка ласково посетовала, что он совсем забыл дорогу в Хоен-Зиатц, гость ответил, что если кого‑то и можно считать в этой ситуации пострадавшим, то только его самого.

– Ах, старые добрые времена, когда я был еще свободным человеком! – Он тяжело вздохнул.

Спустя мгновение рыцарю попался на глаза Петер Мельхиор.

– Какая радость – видеть старого друга!

Они обменялись приветствиями.

– Какая приятная неожиданность – встретить здесь же и достойного декана Бранденбурга! Как будто ведьмы забросили меня в заколдованный замок, где нет никого, кроме старых, дорогих моему сердцу друзей.

– Не вспоминайте о ведьмах, господин фон Линденберг, – проговорил Петер Мельхиор. – С ними шутки плохи.

– Вы правы, – засмеялся гость. – Было бы обидно проснуться и увидеть, что все вокруг исчезло, а я один посреди болота. Но где наш добрый хозяин? Эй, где спрятался господин Готтфрид?

Хозяйка замка потупилась:

– О, господин фон Линденберг, если уж он приехал из Берлина…

Рыцарь не дал ей договорить:

– Правильно, я помню: он участвовал в ландтаге.

– Он все еще немного утомлен этой поездкой.

– Господин Готтфрид – дворянин, дорогая кузина, и я могу вас заверить, что он, конечно, был приглашен к ландмаршалу. Он храбрый рыцарь и олицетворяет все добродетели старых времен. Лучше его нет никого. Перед тем как вашего супруга положили в карету, весь Берлин провожал его. Сам курфюрст был очень доволен тем, как он держал себя во время ландтага. Его светлость заметил, что господин Готтфрид не относится к тем смутьянам, которые пытаются выглядеть умнее, чем его светлость.

После долгой ночной скачки через лес даже самый любезный придворный имеет полное право проголодаться и испытать чувство жажды, поэтому господин фон Линденберг с большой радостью отнесся к тому, что любезная хозяйка протянула ему руку, приглашая зайти под скромную кровлю и там, сев за стол, насладиться содержимым погреба. Однако на пороге он обернулся:

– Мой конь!

– О нем позаботятся.

– Боюсь, не совсем так, как следует!

Слегка поклонившись благородной госпоже, он быстро вышел во двор, где Ханс Юрген, уже без былого раздражения, повинуясь указаниям родственницы, собирался вести вороного коня господина фон Линденберга в стойло.

– Вы ошибаетесь, юнкер Бредов, это мой конь!

– Я должен поставить его в стойло.

– Это работа слуги, а не дворянина. Дворянин может заботиться только о своей лошади.

С этими словами рыцарь взял поводья из рук Ханса Юргена и перебросил их ближайшему слуге, окинув того властным взглядом. Затем он ласково шлепнул вороного коня по шее и доверительно приобнял Ханса Юргена:

– Что ж, юнкер фон Зельбеланг, давайте вместе выпьем по кружечке, вспоминая вашего отца. Это был прекрасный человек, мой друг, настоящий дворянин, знавший толк в жизни. Жаль, что кончина его была безвременной.

Зал быстро осветился факелами и огнями. Хозяйке одновременно приходилось заботиться о сотне дел: надо было звонить в колокольчик, вызывая слуг, ругать их, шепотом раздавать приказания, чтобы замок ничем не разочаровал запоздалого гостя. Слишком уж много было беспокойства. Слишком много работы принесли с собой буря и большая стирка. Но гость того заслуживал.

Господин фон Линденберг был высоким и красивым мужчиной лет сорока. В лице его сочетались изысканность придворного и мужественность рыцаря. Походка была уверенной, а движения твердыми, но в то же время деликатными и плавными. Его костюм несколько опережал моду того времени, по крайней мере, ту, что господствовала в Бранденбурге. Уже обсуждавшийся ранее предмет одежды, вызвавший столько разговоров, безусловно, тоже подошел бы ему, но благородный рыцарь прибыл не с пира, а с охоты, посему был одет достаточно скромно. На высоких коричневых сапогах, доходивших ему до коленей, позвякивали серебряные шпоры. Стройность ног подчеркивали узкие штаны с небольшими буфами, по бургундской моде. Такой же моде соответствовал и его вышитый камзол, подпоясанный расшитым ремнем, на котором висел прекрасной работы короткий охотничий меч. Шею рыцаря обнимал роскошный воротник, выдавая в фон Линденберге придворного, бывавшего за границей и умевшего оставаться блистательным даже после ночной скачки по лесу. У него был красивой формы лоб, короткая, но завитая самым тщательным образом борода, гладко зачесанные рыжеватые волосы. И это в то время, когда в Бранденбурге символом мужской силы и благородной отваги считались косматая борода и растрепанная грива.

Если эти внешние признаки заметно выделяли его среди всех здесь присутствующих, то обаяние и прекрасные манеры делали просто неотразимым. Как любезно он пожал руку Хансу Йохему, извиняясь за то, что не узнал его раньше, как задушевно и мило беседовал с хозяйкой замка! Казалось, он спустя годы встретил ту даму, к которой был когда‑то неравнодушен, – и