Краткая история Латинской Америки - Джон Чарльз Частин Страница 2

с половиной века подавляющее большинство людей, обращенных в рабство, везли из Африки именно сюда. Соединенные Штаты приняли и усвоили около 523 000 порабощенных иммигрантов, тогда как на одну только Кубу ввезли больше, а в Бразилию – по меньшей мере 3,5 миллиона человек. А кое-где в Латинской Америке почти все выглядят как европейцы, прежде всего – в тех странах, куда в начале ХХ века перебралось множество итальянцев, например в Аргентине и Уругвае. Большинство латиноамериканцев считают себя в той или иной степени «людьми смешанной расы» – метисами, и это одно из ключевых понятий в истории Латинской Америки.

Но вернемся к первоначальному вопросу: действительно ли эти 20 стран в их поразительной разнородности имеют единую историю? Нет – ведь одна история не может охватить их многообразие. Да – потому что у них много общего. Эти страны пережили сходные завоевания и колонизацию, получили независимость более или менее одними путями и в основном в одно и то же время, боролись с одними и теми же проблемами одними и теми же способами. Оглядываясь на два столетия независимости, мы по всему региону можем видеть похожие тенденции – отчетливые приливы и отливы.

Не та, что раньше

И в последнее время мы видим именно прилив. Огромные изменения произошли в Латинской Америке за 40 лет, миновавших с тех пор, как я впервые побывал там в разгар холодной войны. Да, молодежь, это было до интернета! Во многих странах Латинской Америки телефоны и почта работали плохо или не работали вообще. О ежедневной связи с США не было и речи. Полное погружение.

Порой накатывало даже ощущение безвременья, когда в окне междугороднего автобуса мелькали случайные ослики или повозки, запряженные волами. Редко где в сельских домах были электричество или водопровод. Я как будто оказался на территории – или во временах феодализма, где царили крупные землевладельцы, жившие, впрочем, в городах, довольно-таки далеко от своих феодов. Здешние бедняки были удивительно изолированны, хотя питались вполне неплохо, особенно по сравнению с городской беднотой. Я помню, как провел несколько ночей в Андах, в доме на склоне горы, куда было не добраться ни на каком транспорте – он стоял в 10–15 минутах подъема от дороги. Семья, которая жила там, узнавала время по солнцу и автобусам, которые два-три раза в день проезжали по дороге, пересекавшей зияющую пропасть далеко внизу. Вокруг росло невообразимое разнообразие фруктов, но до любого магазина было по меньшей мере полдня пути.

Люди из сельской местности хлынули в города за десятилетия до моего приезда, хотя строилось тогда только импровизированное жилье, да и его сооружали сами мигранты. В разгар холодной войны городские пейзажи Латинской Америки по-прежнему напоминали 1940-е или 1950-е годы. Городская инфраструктура ограничивалась парой более-менее крупных сооружений, а торговых центров чаще всего вообще не было. В продаже почти не было американских товаров, потому что высокие пошлины сделали их слишком дорогими практически для всех: таким образом предполагалось защитить и поддержать местную промышленность. Уже можно было видеть, как растет импорт из Азии, хотя пока не из Китая – ему еще только предстояло стать здесь серьезной фигурой. Китай периода холодной войны был Китаем Мао, где люди носили только синее, ездили только на велосипедах, а фабрики были делом будущего. Высокие пошлины означали, что импортные блендеры, телевизоры и магнитофоны приходилось ввозить контрабандой или продавать в точках «свободной торговли», подконтрольных тем из локальных правительств, которые признали неизбежное. До наступления эры дешевых азиатских мануфактур миллионы нищих жителей Латинской Америки шили одежду вручную, и часто казалось, что она вот-вот разорвется по швам, как первые штаны, которые мне сшил в Колумбии портной, работавший сидя в дверях своего магазина размером с приличный шкаф.

Улицы городов не были, как сейчас, застроены франшизами американских фаст-фудов и запружены автомобилями, которые для большинства оставались слишком дорогими. Не было нужды в законах, запрещающих определенным автомобилям (например, с нечетными номерами) ездить по дорогам в определенные дни или часы, как это сделано сейчас из-за явной нехватки места на улицах. Зато хватало автобусов с рыгающими дизельными моторами. Инновационная система автобусного сообщения с выделенными высокоскоростными полосами (впервые реализованная в Бразилии, в городе Куритиба, а теперь работающая и в других крупных городах) существовала только на бумаге. В самых богатых районах были супермаркеты, но мало кто покупал там хоть что-нибудь: для бытовых товаров и сельхозпродукции существовали рынки, а для повседневных нужд – мелкие магазинчики и пекарни. В целом средний класс Латинской Америки был тогда не столь многочислен и гораздо менее американизирован, чем сегодня. Сильные торговые блоки, такие как НАФТА и МЕРКОСУР, появятся лишь через несколько десятилетий.

До 1990-х ни у кого не было мобильного телефона, а у большинства не было телефонов вообще. Затем использование мобильников в латиноамериканских городах резко выросло – как раз потому, что всегда и везде не хватало стационарных аппаратов. По крайней мере, в Колумбии, где я впервые арендовал жилье, телефон в доме либо был со дня постройки, либо его не было, и точка. Во втором случае о подключении можно было забыть сразу: государственные телефонные компании прокладывали новые линии крайне редко. Дома сдавались в аренду, покупались и продавались с существующими линиями. Дом с телефоном, очевидно, стоил дороже. Точно так же до эпохи пластиковых цифровых часов любые наручные часы были предметом роскоши и знаком престижа. Порой люди носили часы, которые не показывали время, просто для поддержания имиджа. Казалось, не больше пары человек во всем городе пользуется кредитными картами, пристегивает ремни безопасности, имеет страховку и беспокоится о своем питании (за исключением женщин, волнующихся за фигуру). Никто не слышал о мультикультурализме или угрозах тропическому лесу. Социология была для революционеров, психология – для безумцев. Денежные переводы от родственников, работающих в США, еще не были основным источником дохода. Мексиканская иммиграция в Соединенные Штаты росла, но еще не стала повальной, а иммиграция из Центральной Америки едва началась. Крупные города, конечно, уже стали известными горячими точками, но в целом уличной преступности было еще далеко до уровня последних десятилетий.

Да, это были старые добрые времена – во всяком случае, для меня. По тому, как люди относились ко мне, я понимал, что стал лучше выглядеть. Я научился при встрече обнимать приятелей и пожимать руки их подружкам. Отношения между мужчинами и женщинами казались мне очень старомодными и стилизованными. Моими первыми попытками флирта на испанском языке добросовестно руководили младшие сестры, которым было поручено за мной присматривать.