Ной Гордон - Шаман Страница 18

«Огонька не найдется?» — спросил его Роб Джей.

Позже, в универсальном магазине, он услышал, как старик торжественно заявлял своим друзьям: «Вы никогда не поверите, чем они их курили».

В таверне в Зейнсвилле он впервые в жизни увидел индейца и испытал ужасное разочарование. В отличие от прекрасных дикарей Джеймса Фенимора Купера этот человек был угрюмым толстым алкоголиком, из носа у него постоянно текло, и в целом он производил жалкое впечатление: клянчил деньги на выпивку и сносил издевательства.

— Делавэр, наверное, — сказал бармен, когда Роб спросил его, к какому племени принадлежит индеец. — Может, майами. Или шони. — Он высокомерно пожал плечами. — Кому какое дело? Жалкие ублюдки — все они на одно лицо.

Несколько дней спустя, в Колумбусе, Роб познакомился с коренастым чернобородым евреем; молодого человека звали Джейсон Максвелл Гайгер, и его аптека ломилась от лекарств.

— У вас есть настойка опия? А никотина? А йодистый калий имеется? — Что бы Роб ни попросил, Гайгер улыбался и кивал, и Роб с радостью бродил среди банок и реторт. Цены оказались ниже, чем он опасался, поскольку отец и братья Гайгера владели фабрикой по изготовлению фармацевтических препаратов в Чарльстоне, и, как объяснил тот, если он сам не мог приготовить какое-то лекарство, он всегда мог заказать его у родственников на льготных условиях. В общем, Роб Джей сделал крупный заказ. Когда фармацевт помогал отнести покупки к лошади, то увидел завернутый в ткань музыкальный инструмент и сразу же обратился к клиенту:

— Это ведь виола?

— Виола да гамба, — ответил Роб и увидел, как меняется взгляд аптекаря: в нем появилась не то чтобы алчность, но, скорее, такая сильная тоска, что не заметить ее было просто невозможно. — Хотите посмотреть?

— Нужно занести ее в дом и показать моей жене, — нетерпеливо заявил Гайгер и повел Роба в жилой дом, находящийся сразу за аптекой. Когда они вошли и поздоровались, Лилиан Гайгер прижала к корсажу посудное полотенце, но Роб Джей успел заметить проступившие пятна от грудного молока. В колыбели спала их двухмесячная дочь, Рэйчел. В доме пахло молоком миссис Гайгер и свежеиспеченной халой. В темной гостиной стояли диван, набитый конским волосом, стул и квадратное фортепиано. Женщина проскользнула в спальню и переоделась, а Роб Джей снял ткань с виолы; затем муж и жена пристально рассмотрели инструмент, провели пальцами по семи струнам и десяти ладам, словно поглаживая только что обретенную вновь семейную реликвию. Лилиан показала свое фортепиано из тщательно отполированного грецкого ореха.

— Его сделал Алфей Бэбкок из Филадельфии, — сказала она. Джейсон Гайгер достал из-за фортепиано другой инструмент. — А этот изготовлен одним пивоваром по имени Айзек Шварц, он живет в Ричмонде, штат Виргиния. Это самодельная скрипка, и она не настолько хороша, чтобы носить гордое звание скрипки. Когда-нибудь, надеюсь, у меня будет настоящая скрипка. — Но уже через мгновение, когда они настраивали инструменты, Гайгер извлек из своего несколько приятных звуков.

Они подозрительно смотрели друг на друга, опасаясь, что их музыкальные вкусы окажутся несовместимыми.

— Что сыграем? — спросил Гайгер, оказывая гостю любезность.

— Может быть, Баха? Вы знаете эту прелюдию из «Хорошо темперированного клавира»? Это из второго тома, а вот номер опуса я забыл. — Он сыграл им первые такты, и к нему сразу присоединилась Лилиан Гайгер, а потом, утвердительно кивнув, и ее муж. «Опус двенадцать», — одними губами произнесла Лилиан. Но Робу Джею было все равно, под каким номером идет произведение: подобная музыка точно не смогла бы понравиться лесорубам. Ему сразу стало очевидно, что супруги давно привыкли аккомпанировать друг другу, и он был уверен, что поставит себя в глупое положение. Там, где их партия свободно лилась вперед, его запаздывала и двигалась рывками. Его пальцы вместо того, чтобы плыть по волнам музыки, двигалась спазматическими прыжками, как лосось, поднимающийся вверх по водопаду. Но когда уже была сыграна половина прелюдии, он позабыл о страхе: привычки, выработанные долгими годами игры на виоле, преодолели неуклюжесть, вызванную нехваткой практики. И скоро он заметил, что Гайгер играет с закрытыми глазами, а на лице у его жены застыло выражение удовольствия, заразительное и в то же самое время очень интимное.

Удовольствие оказалось таким сильным, что почти причиняло боль. Он даже не догадывался, как, оказывается, скучал по музыке. Когда они закончили играть, то просто сидели и улыбались друг другу. Гайгер выскочил на минутку, чтобы повесить на двери аптеки табличку «закрыто», Лилиан ушла проверить, как там ребенок, и поставить в духовку жаркое, а Роб расседлал и накормил бедную терпеливую Монику. Когда все вернулись, оказалось, что Гайгеры не слышали о Марене Маре, а Роб Джей, в свою очередь, не помнил произведений этого поляка, Шопена. Но все трое знали сонаты Бетховена. И весь день они создавали себе таинственный, особый мирок. К тому моменту, когда вопль голодного младенца прервал их игру, они опьянели от безрассудной красоты собственных звуков.

Аптекарь и слушать ничего не хотел об отъезде Роба. На ужин подали розовое мясо ягненка, слабо пахнущее розмарином и чесноком, поджаренное с маленькими морковками и молодым картофелем, и компот из черники.

— Ляжете спать в нашей комнате для гостей, — заявил Гайгер.

Роба притягивало это семейство, и потому он поинтересовался у Гайгера, какие возможности открываются перед врачом в их районе.

— Здесь живет много людей, ведь Колумбус — столица штата, и врачей уже тоже хватает. Это хорошее место для аптеки, но мы и сами собираемся уехать из Колумбуса, когда ребенок достаточно подрастет, чтобы пережить поездку. Я хочу быть не только аптекарем, но и фермером, хочу, чтобы земля досталась моим детям. В Огайо она слишком дорога. Я давненько изучаю места, где можно купить плодородную землю по доступной цене.

И он разложил на столе несколько карт.

— Иллинойс, — начал он и указал Робу Джею на ту часть штата, которая, согласно его исследованиям, подходит больше всего — район между Рокки-ривер и Миссисипи. — Хорошие запасы воды. Красивые леса вдоль русла реки. А остальная часть — прерия, и этого чернозема никогда не касался плуг.

Роб Джей изучал карты.

— Возможно, мне и самому стоит туда поехать, — сказал он наконец. — Посмотреть, понравится ли мне там.

Гайгер просиял. Они еще долго стояли, склонившись над картами, отмечая лучший маршрут, незлобно споря. Роб уже давно ушел спать, а Джей Гайгер допоздна сидел при свечах и переписывал ноты мазурки Шопена. Это произведение они сыграли утром, после завтрака. Затем мужчины еще раз сверились с маршрутом, отмеченным на карте. Роб Джей согласился, что если Иллинойс действительно окажется таким хорошим местом, каким его считает Гайгер, то он обоснуется там и сразу напишет своему новому другу, посоветует ему везти семью к западному фронтиру.