Папирус. Изобретение книг в Древнем мире - Ирене Вальехо Страница 17

Лучше прочих нам известна история последних писцов Египта, очевидцев крушения цивилизации. В 380 году Феодосий I сделал христианство единственной и обязательной государственной религией, и языческие культы по всей Римской империи оказались под запретом. Все храмы древних богов закрылись, кроме храма Исиды на острове Филе к югу от первого порога Нила. Там укрылось несколько жрецов, хранителей тайн сложнейшей письменности, которым запретили передавать свои знания. Один из них, Исмет-Ахом, нанес на стену храма последнюю в истории иероглифическую надпись, завершающуюся словами «во веки веков». Через несколько лет император Юстиниан взял штурмом храм и пленил мятежных жрецов Исиды. Египет похоронил старых богов, которых почитал тысячелетиями, а вместе с богами – и предметы культа, и сам язык. Не успело смениться одно поколение, как все уже исчезло. И понадобилось четырнадцать веков, чтобы вновь подобрать к этому языку ключ.

В начале XIX века началась захватывающая погоня за смыслом египетских иероглифов. Лучшие востоковеды Европы предпринимали попытки восстановить утраченный язык, тайком следя за достижениями друг друга. В научном мире то были десятилетия волнений и тревог, зависти и жажды славы. Сигнал к началу соревнования прозвучал в сорока восьми километрах от Александрии в июле 1799 года. За год до этого Наполеон, мечтавший о лаврах Александра, привел задыхающиеся от зноя войска в египетскую пустыню в надежде насолить врагам-британцам. Поход обернулся провалом, зато пробудил в европейцах любовь к египетским древностям. В окрестностях порта Рашид, который французы называли Розетта, один солдат, работавший на строительстве военных укреплений, нашел плиту со странными надписями. Когда его лопата ударилась в тяжелый монолит из темного базальта, утопленный в илистом грунте, он наверняка выругался, поскольку не знал, что вот-вот извлечет на свет нечто необычайное. Монолиту было суждено вскоре обрести всемирную известность под названием «Розеттский камень».

Он представляет собой фрагмент древнеегипетской стелы, на которой Птолемей V велел выбить религиозный указ тремя способами – иероглифическим, демотическим (последний этап египетской письменности) и греческим письмом. Что-то вроде регионального закона, который в наши дни в Испании могут издать одновременно на трех официальных языках региона. Капитан Инженерного корпуса, работавшего в Розетте, понял, что расколотая стела – важное открытие, и велел доставить 760-килограммовую находку в Египетский институт в Каире, недавно основанный многочисленными учеными и археологами, прибывшими в Египет вместе с французской армией. Там сделали оттиски, которые позже распространили среди интересующихся исследователей. Выбив наполеоновские войска из Египта, адмирал Нельсон под скрежетание французских зубов завладел Розеттским камнем и перевез его в Британский музей, где он ныне является самым посещаемым экспонатом.

Шел 1802 год. Развернулась битва умов.

Тот, кто пытается расшифровать неизвестный язык, погружается в хаос слов, гонится за тенями. Это задача почти непосильная, если нет никакой лазейки, ведущей к смыслу, если невозможно даже догадываться, о чем идет речь в загадочных фразах. Однако, если известен перевод таинственного текста на знакомый нам язык, исследователь не так беспомощен, поскольку у него в руках – карта неизведанной местности. Языковеды сразу же догадались, что греческий фрагмент Розеттского камня распахнет перед ними двери, ведущие к потерянному наречию древнего Египта. Азарт расшифровки породил волну интереса к криптографии, не спадавшую до начала XX века и завладевшую умами Эдгара Аллана По и Артура Конан Дойля. Доказательство тому – их рассказы, «Золотой жук» и «Пляшущие человечки».

В первые годы XIX века египетская загадка сопротивлялась атакам лингвистов, сбитых с толку обрывочностью надписей. У иероглифического текста не хватало начала, у греческого – конца, поэтому не удавалось установить соответствия между египетской версией и переводом. Но к двадцатым годам кое-что стало на свои места, и ключевую роль в этом сыграли имена македонских царей. В иероглифической надписи некоторое количество знаков было выбито внутри овальных ободков, которые специалисты называют «картушами». Предположили, что в картуши заключены имена фараонов. Британец Томас Юнг сумел расшифровать имя Птолемея, а несколько позже француз Жан-Франсуа Шампольон прочел имя Клеопатры. Основываясь на первых идентифицированных звуках, полиглот Шампольон провел параллели между загадочным древнеегипетским языком и коптским, который неплохо знал. За этой догадкой последовали годы лихорадочной работы, сравнения надписей, попыток перевода. Шампольон составил словарь иероглифов и грамматику египетского языка. Он скончался в возрасте сорока одного года, подорвав здоровье десятилетиями лишений, холода, бедности и непрерывного труда.

Имя Птолемея отворило замо́к. После многовекового молчания египетские папирусы и памятники снова заговорили.

Сегодня существует проект под названием «Розетта», призванный уберечь языки от исчезновения. Штаб-квартира проекта находится в Сан-Франциско: там лингвисты, антропологи и программисты создали никелевый диск, на который умудрились нанести в микроскопическом масштабе один и тот же текст, переведенный на тысячу языков. Даже если умрет последний носитель одного из этих языков, перевод поможет воссоздать утраченные значения слов и произношение. Этот диск – всемирный Розеттский камень, акт сопротивления неминуемому забвению слов.

Книги и кожа

25

До изобретения книгопечатания каждая книга была единственной в своем роде. Чтобы получился новый экземпляр, кто-то должен был долго и упорно воспроизводить текст буква за буквой, слово за словом. Большинство произведений существовало в малом количестве копий, и любой текст мог запросто исчезнуть совсем. В любую минуту в древности последний экземпляр книги рисковал пропасть с полки, быть сожранным термитами или отсыреть до негодности. Вода или челюсти насекомых на веки вечные заглушали чей-то голос.

Небольшие разрушения случались на каждом шагу. В ту пору книги отличались хрупкостью. Любой из них с большей вероятностью предстояло исчезнуть, чем сохраниться. Выживание зависело от воли случая, обстоятельств, от того, насколько ее ценили владельцы, и – в наши дни это далеко не так важно, как тогда, – от сырья. Хлипкие предметы из быстро портящихся, рвущихся, разлезающихся материалов. Изобретение книги есть история войны с временем за улучшение вещественных, практических аспектов – прочности, цены, долговечности, легкости – физического воплощения текста. Даже малюсенький шажок по пути прогресса увеличивал продолжительность жизни слова.

Камень, разумеется, долговечен. Древние писали на нем, как сегодня пишем мы на мемориальных досках, могильных плитах, стенах и пьедесталах, каких много в наших городах. Однако книга лишь метафорически может быть каменной. Розеттский камень, в котором почти восемьсот кило, – монумент, а не предмет. Книге полагается быть легкой в переноске, способствовать уединению пишущего и читающего, сопровождать читателя и умещаться в багаж.

Ближайшие предки книг – таблички. Я уже говорила о месопотамских глиняных табличках, распространенных на территориях современных Сирии, Ирака, Ирана, Иордании, Ливана, Израиля, Турции, Греции, в частности Крита. Кое-где ими пользовались аж до начала нашей эры. Таблички высушивались на солнце, как необожженные кирпичи. Смочив поверхность, можно