История гарема - Джеймс Клуг Страница 15

Хотя до нас дошли документы крестоносной братии, от которых веет ледяным безразличием и презрением, весьма вероятно, что в устном варианте они имели совершенно иное звучание. Разграбление восточного города, когда в гаремы, как в европейские женские монастыри в подобных случаях, врывалась солдатня, вне всякого сомнения, описывалось в выражениях, рассчитанных на то, чтобы у тех, кто уклонился от участия в походе и остался во время непрерывных войн на Западе, потекли слюнки. Ибо жены и дочери сарацин[40] – вернувшийся воин наверняка не упускал возможности подчеркнуть это обстоятельство– ни в малейшей степени не были похожи на робких, дурно пахнущих, тощих и неопытных обитательниц монастырей, у которых в жилах текла рыбья кровь.

По их описаниям, это были женщины сильные духом, жившие в роскоши, искушенные в любви и, конечно же, потрясающей красоты.

В одном из своих рассказов Жюль Леметр[41] потчует читателей изысканным описанием сцены, во время которой крестоносец впервые в своей жизни входит в гарем.

Отрывок из этого рассказа передает суть широко распространенных представлений о жизни восточных красавиц.

«Мессир Ори пинком ноги распахивает «дверь», ведущую в покои женщин. И вот они, – продолжает автор, – предстали его глазам – лежавшие среди подушек на ковре, ворсистом, как густейшая трава, пышнотелые создания, с накрашенными лицами, разодетые в яркие шелка. Свет, проникавший сюда через окна из цветного стекла, был явно недостаточным, чтобы полностью осветить это дьявольское место. С расставленных то здесь, то там жаровен вились вверх спирали голубого дыма, издававшего ядовито-приторный запах.

Самая красивая из этих женщин извивалась у Ори в ногах, плача и произнося мольбы на сарацинском языке. Она обвила его своими руками и перемежала ласки и нежные взгляды своими мольбами. Он не мог понять ее слов, но он знал вполне достаточно, чтобы понять, что эта язычница хочет ввести его в соблазн. И сейчас он не осознавал ничего, кроме ее материальной и земной красоты. Он видел только ее, тугобедрую, осыпанную дождем шелковистых янтарных волос, пахнущую свежим медом, и эти миндалевидные глаза, такие черные под густыми ресницами».

Мессир Ори, конечно же, не поддался чарам соблазнительной сарацинки. Во-первых, рядом с ним оказался его капеллан. Во-вторых, он дал клятву на верность своей возлюбленной, оставшейся во Франции. А в-третьих, этот рассказ был опубликован в тот период, когда даже во Франции по-настоящему амбициозные писатели не могли позволить себе игнорировать сексуальный кодекс, официально действовавший среди христиан – сторонников моногамии. И поэтому этот в высшей степени надуманный персонаж крестоносца просто ударом ноги отшвырнул прочь несчастную девушку и бросился к выходу из этого «дьявольского места» вслед за своим, исходившим потом, капелланом. Можно лишь констатировать, что в реальной жизни мало кто из крестоносцев следовал его примеру.

Именно благодаря сказкам такого рода, которыми изобиловали XIX и XX вв., и возникла легенда о типичном гареме как о месте, где процветает более или менее рафинированный разврат. Однако такие сцены могли иметь место только там, где владелец гарема был одновременно и очень богатым, и очень сладострастным человеком. В любое время средний гарем вполне преуспевающего восточного мужчины не содержал ничего экстраординарного. Там обычно находились четыре-пять молодых наложниц сравнительно привлекательной наружности, однако не красавицы, от которых захватывало дух, и рабыни-служанки разного телосложения и цвета кожи. Иногда там могли находиться и одна-две жены, еще не совсем утратившие былой привлекательности. Остальные женщины – бабушки, тети и другие родственницы – составляли подавляющее большинство и либо находились в преклонном возрасте, либо отличались безобразной внешностью, а порой сочетали в себе и то и другое.

Что бы там ни рассказывали легенды, навеянные затворничеством восточных женщин с загадочными темными глазами, скрывающимися под непроницаемым чачваном, их лица совершенно заурядны, а иногда даже безобразны. А если подходить к морщинам и дряблым телесам с европейскими мерками, то самой молодой из обитательниц гарема порой можно было дать в лучшем случае лет тридцать. Однако крестоносцы, попивая затем вино за домашним столом, возможно, хвастались, что познали восточных женщин в полной мере и в конце концов решили предпочесть сомнительным радостям полигамии сравнительно большую свободу, разнообразие и пикантность, присущие сексуальным отношениям, протекающим под эгидой христианского закона, который обязывает к моногамии. К этому же заключению рано или поздно приходили и те, кто оставался на Востоке, соблазненные скорее легкой наживой и властью, а не гаремными наслаждениями.

В великом споре, который продолжается до сих пор и имеет своей целью выяснить, какой же метод более предпочтителен для обеспечения сексуального здоровья общества – полигамия или моногамия, еще ни в коей мере не считается доказанным, что самая древняя и широко распространенная традиция – плюрализм официальных партнеров женского пола (если к таковому существуют материальные предпосылки) – является лучшим решением с любой точки зрения. Что в этой связи совершенно ясно, так это то, что средний мужчина во всем мире, каковы бы ни были его традиции, скорее предпочтет иметь интимные отношения с несколькими молодыми женщинами либо одновременно, либо поочередно, чем ограничить себя одной любовницей или женой, будь она молодая, среднего возраста или же старая. Вопрос женской сексуальности не так прост, будучи усложнен вмешательством мощных материнских и семейных инстинктов. Однако, возможно, основная тенденция здесь развивается так же, как и у мужчин.

Глава 3. Турецкое наслаждение

I

Турки неизменно, с самого первого упоминания о них в истории, относящегося к XIII в., и вплоть до самого недавнего времени, были известны большинству европейцев лучше других восточных народов; хотя в наши дни большая часть внимания Запада приходится на долю жителей Индии и Дальнего Востока, не говоря уже об африканцах. Следовательно, даже современный европеец, думая о гаремах, думает, подобно Делакруа[42], прежде всего о том, что они представляли собой в Турции.

В Турции полигамию официально запретили в 1926 г. Однако этот запрет вызвал куда менее радикальные последствия, чем можно было ожидать. Даже до этой даты редкий турок со скромным достатком мог позволить себе иметь больше одной жены. Справедливости ради следует заметить, что он мог вступать в половые сношения со своими служанками, используя их таким образом в качестве неофициальных наложниц.

В XIII–XIV вв. турецкие султаны находились в состоянии перманентного конфликта с императорами Византии, ближайшей европейской соседки Турции, и так продолжалось, пока