Тень Бога. Султан Селим. Владыка османов и творец современности - Алан Михаил Страница 14

он действительно его принял, то, вероятно, сделал это посредством практики, известной мусульманам как «такия». Обычно переводимая как «сокрытие», такия позволяет человеку осуществить временное внешнее обращение в другую религию, отличную от ислама, обычно ради выживания, при этом внутренне сохраняя свою истинную мусульманскую идентичность. Помимо слухов об этом браке, все остальные признаки указывают на то, что Джем оставался мусульманином на протяжении всех лет, проведенных в Европе.

Через 10 дней после прибытия в Рим, возмущенный коварством рыцарей, Джем встретился с папой Иннокентием. Когда высокий, полный папа соблазнил его мирской властью[49], которую тот получит от руководства новым крестовым походом – командование Джем мог взять на себя только будучи христианином, – он, как сообщается, поклялся никогда не помогать Риму или какой-либо христианской державе против мусульманской империи[50], его собственной или любой другой, «даже во имя правления всем миром»[51]. Этим, конечно, он демонстрировал не только свою антиевропейскую политику, но и стойкую приверженность исламу. Более того, он потребовал от Иннокентия немедленно освободить его, чтобы поехать в Каир и прожить остаток своей жизни на мусульманской земле. Не обращая внимания на эти протесты, папа немедленно приказал вернуть Джема в тюремную камеру.

Джему было 29 лет, и он находился в бегах почти 10 из них. «Коренастый и крепкий»[52], по описанию священнослужителя Маттео Боссо, он был окружен заботой, пока его перевозили из ссылки в ссылку, из тюрьмы в тюрьму. Перестав быть безвольным распутником, он наконец признал свое поражение. В серии писем своему сводному брату он выразил раскаяние в том, что бросил вызов притязаниям Баязида на трон и присягнул ему на верность. Джем даже написал, что простил Баязиду убийство его трехлетнего сына[53], пока сам он находился во Франции. Кланяясь в ноги своему сводному брату, сломленный Джем, очевидно, сделал бы все, что бы его ни попросили, чтобы прожить остаток своих дней на свободе в Османской империи – или, в случае неудачи, на мусульманской земле, например, в Индии, Персии или арабских странах. Хотя невозможно подтвердить, были ли намерения Джема искренними, Баязид не стал рисковать. Интерпретируя просьбы Джема как потенциальную уловку, он их отверг.

Несмотря на резкое нежелание Джема поддерживать новый крестовый поход, папа Иннокентий сохранял надежду. Ударные волны от падения Константинополя в 1453 году все еще доносились до Европы, и очередная из них сотрясла эту часть света в 1480 году, когда османы захватили территории уже на итальянском полуострове. Средневековые крестовые походы, в отличие от того, что про них рассказывали поколениями, были гораздо масштабнее отдельных военных вылазок – они представляли собой почти непрерывно, на протяжении веков, реализуемую стратегию, постоянную европейскую военную кампанию против мусульманского мира, которая усиливалась и ослабевала в зависимости от потребностей. Крестовые походы против ислама планировались и в XVII веке, и можно утверждать, что они все еще не закончились. С точки зрения европейских христиан, господство османов усиливало представления о близости Армагеддона, тем более иронично выглядело обращение папы за помощью к мусульманскому Востоку. Уточнив, что его интересовал крестовый поход конкретно против османов, а не против всего ислама, Иннокентий отправил послов в Каир с просьбой о поддержке мамлюков в новой войне против своих единоверцев.

В условиях своего рода сердечного соглашения раннего Нового времени христианская Европа и мамлюки знали, что нужны друг другу в борьбе против превосходящей военной мощи османов. Каждая сторона ранее делала попытки помочь другой, но объединение усилий по-прежнему оставалось невозможным не из-за религиозных или культурных традиций, а из-за политических взглядов. В 1489 году камнем преткновения стал Джем. Мамлюки сделали его передачу условием любого союза с папой. Папа отказался, тем самым разрушив любую надежду на объединение боевых сил папы и мамлюков. Затем Иннокентий обратился к европейским державам, которые снова быстро отклонили его приглашение присоединиться к новому крестовому походу. В связи с тем, что политическая обстановка в Средиземноморье складывалась в пользу османов, большинство европейских лидеров в то время сочли крестовый поход самоубийственной миссией.

Не имея возможности собрать необходимые силы, Иннокентий, как и рыцари ордена Святого Иоанна до него, вступил в переговоры с Османской империей. Присутствие Джема в Риме, конечно, усилило влияние папы. Он угрожал освободить османского принца, намекая, что Джем вступит в союз с венграми против османов на Балканах, однако прекрасно осознавал, что не сделает этого, и настаивал на гарантиях того, что османы никогда больше не вторгнутся на итальянский полуостров, позволят христианам свободно исповедовать свою религию в Османской империи и обеспечат безопасный проход в Иерусалим христианским паломникам. В случае согласия Баязида с этими требованиями папа обязался и дальше удерживать Джема в заложниках, но при условии выплаты гонорара. С точки зрения Баязида, это была великолепная сделка, поскольку его главной целью в период около 1490 года оставалось держать Джема на расстоянии в христианской Европе. Кроме того, у него не было намерения вторгаться в Италию, и он уже и так дал свободу вероисповедания османским христианам и предложил защиту европейским христианским паломникам, посещающим Иерусалим. Он не только принял условия Иннокентия, но и пошел на небольшие уступки. Баязид передал Риму наконечник копья, которым якобы пронзили бок Христа во время распятия, 100 маврских рабов и аванс в размере 120 000 золотых дукатов на содержание Джема в течение трех следующих лет плена[54]. Эта сумма была ничтожной для османов, однако была эквивалентна годовому доходу папства.

* * *

Период взросления Селима пришелся на 1470-е и 1480-е годы, которые явно продемонстрировали юноше всю силу и влияние религии в решении международных вопросов и в своей собственной семье. В конце концов, он, его отец, Джем и все османские султаны и шехзаде в первые три столетия существования империи были детьми новообращенных христианок, рабынь, которые часто, хоть и не всегда, попадали в плен в результате военных походов. Слухи об обращении его дяди в христианство и его потенциальном участии в крестовом походе против ислама еще раз подчеркнули для Селима как политическую силу религии, так и религиозную силу политики.

Будучи и участником, и наблюдателем, и бенефициаром, и жертвой религиозной политики того времени и династической структуры своей семьи, Джем мог сравнить то, чему он стал свидетелем в Европе, с тем, что он знал о своей родной империи. Пик религиозного насилия в Средиземноморье пришелся на 1490-е годы. Мало того что Европа возобновила свои настойчивые призывы к крестовому походу против ислама, Османская империя расширила свои владения на христианских Балканах, а многолетняя инквизиция в