Кавказская слава России. Время героев - Владимир Александрович Соболь Страница 12

– Пусто! – крикнул Якубович, оборачиваясь в седле, и Ван-Галену почудилось в его голосе разочарование. Дальше он добавил несколько слов по-русски, в которых испанец разобрал только фамилию офицера.

– Дементьев! Вернитесь, поручик, к князю, доложите, что все спокойно и можно спускаться в долину…

Они пересекли плоскость и поехали по узкой тропе, прорезанной вдоль склона, уходящего вверх так круто и высоко, что Ван-Гален, как ни задирал голову, не смог рассмотреть гребень да еще против палящего солнца. Тропа была узка и поката, лошади шли по двое и осторожно приседали на задние ноги. Несколько удальцов, завалив дорогу камнями, вполне могли бы удерживать проход против всего отряда Мадатова. Якубович будто подслушал его размышления.

– Быстрее бы нам отсюда убраться, дон Хуан. А как здесь разгонишься? Только вниз.

Он небрежно махнул рукой в сторону обрыва, падающего на несколько сотен саженей. Даже лошадь его избочилась и подалась влево, прижимаясь к стене.

– С другой стороны: ну поставят они завал. Так мы тоже коней положим. Популяем друг в дружку. А там пушку подтащим, и только брызги… Нет, не ждет нас никто. Носом чую. Внизу будут встречать…

Часа через два отряд спустился в долину, поросшую лесом. Невысокий колючий кустарник, сменился кряжистыми деревьями, перекидывавшими через дорогу мощные сучья. Земля сделалась мягче, воздух прохладнее, лошади подняли головы и зашагали быстрее. Но версты через две всадникам пришлось спешиться.

Разлом разделил долину на две почти равные части. Расщелина саженей четыре-пять шириной пересекала просеку, теряясь в лесу и слева, и справа. Через трещину переброшены были три голых ствола, окоренных временем и почерневших. Комли их, заметил Ван-Гален, уже тронула гниль.

Якубович пнул носком среднее бревно и пробормотал русскую фразу, которую и не подумал переводить. Медленно обвел глаза дальний берег, прищурился, отдал карабину Ван-Галену.

– Прикройте меня, дон Хуан.

Испанец послушно укрепил оба приклада под мышками, но понимал, что, случись на той стороне засада, ни капитану, ни ему не дадут сделать лишнего вздоха.

Между тем Якубович, расставив в стороны руки, довольно ловко пошел, ставя развернутые ступни на два соседних ствола. Спрыгнул на землю, выхватил кинжал, шашку и всмотрелся сквозь плотный подлесок. Пошел к ближним кустам, отогнул пару веток и обернулся.

– Никого! Можно!

Оба слова он произнес сначала по-русски, потом повторил по-французски. Ван-Гален, чувствуя, что на этой стороне он остался за старшего, начал распоряжаться.

– Вы… вы… вы… вы… и вы тоже… – показал он по очереди пальцем. – На ту сторону.

Он знал, что армейские офицеры французского языка не понимают практически вовсе, и постарался, чтобы жесты его были понятны без слов.

Пятеро отобранных с оружием наготове осторожно перешли мост и скрылись в лесу. Якубович же переметнулся обратно.

– Пешие перейдут, это без разговора, – стал размышлять он вслух, все оглядываясь через плечо на узкую подгнившую переправу. – Но лошади! А повозки, орудия… Подождем генерала, пусть решит и прикажет…

Валериан спокойно ехал в середине колонны, почти отпустив поводья, стараясь не мешать жеребцу. Умное животное лучше его знало куда ставить ногу, где собраться, где присесть или, напротив, прыгнуть. Также он не теребил офицеров, вполне доверяя полковникам Ромашину, что командовал передовым батальоном, и Коцебу, следившему за порядком движения. Время от времени он замечал, как мимо строя протискивается молодой, быстроногий поручик или же прапорщик, но не окликал его, зная, что это начальник штаба посылает адъютанта проверить, как шагает пехота, достаточно ли людей у орудий.

О доме он запретил думать с позавчерашнего дня, с того самого часа, как прискакал посланец сообщить о возмущении в Казикумухском ханстве, об осаде Чирагской крепости. Он уверил себя, что Софья здорова, что охрана надежна, и теперь пытался увидеть лишь то, что ожидало его впереди, по ту сторону гор.

С комендантом крепости Овечкиным он не был знаком, но и никогда не слышал о нем худого отзыва. А потому был уверен, что капитан храбрый, распорядительный офицер, такой же, как и многие другие в Кавказском корпусе, от поручика до майора: в потрепанном, латаном-перелатанном пехотном мундире, а скорее даже в купленной или вымененной черкеске, в мягкой, опять же неформенной обуви. Он прочел за свою жизнь, может быть, полторы книжки, знает по-французски не более полудесятка слов, да и те произносит неверно, запинается, докладывая начальству, распинает солдат в выражениях, не прописанных в уставах, но он же будет спокойно раскуривать короткую гнутую трубочку, когда в полуаршине от него мягко шлепаются в земляной бруствер чужие пули.

Валериан был уверен, что неизвестный ему Овечкин сам крепость не сдаст, хоть бы на каждого солдата в его гарнизоне и приходилась сотня воинов Сурхай-хана. По крайней мере такое число сообщил раненый гонец. По опыту Валериан разделил его смело на десять, и все равно выходило, что сын казикумухского хана привел к Чирагу несколько тысяч воинов. Они вполне могли обложить крепость и, не теряя людей на приступах, переморить защитников крепости голодом и особенно жаждой. Потому Валериан и повел пехоту с несколькими орудиями кратчайшим путем, через отроги Кавказских гор, через снежные перевалы, надеясь, что один слух о его скором марше заставит Рашид-бека оставить крепость, очистить аул и подняться вверх, прикрывая Хозрек.

Он помнил, как сумел ошеломить Абдул-бека и всю Табасарань, но на этот раз решил не отбирать лучших, зная, что за него эту задачу выполнили годы войны в горах. Один батальон с казаками, батареями ракет и тяжелых орудий отправил через Ширванское ханство, через Шемаху, увлекая за собой милиционеров из местных. Основные же силы пехоты и присланный ему Ермоловым сборный эскадрон офицеров Мадатов потащил напрямую. Но, как бы ни были подготовлены его люди предыдущими переходами, Кавказский хребет оказался препятствием страшным. Накануне вечером Коцебу, присев на корточки в низкой палатке, прочитал ему, щурясь при неверном свете свечи, список раздавленных камнями, сорвавшихся в пропасть, потерявшихся вовсе, стерших до крови ноги, изнемогших от холода. Боевые потери еще не начались, а санитарные подошли уже к полусотне.

Валериан приказал подполковнику тяжелобольных уложить в санитарные фуры и приставить к каждой полувзвод, чтобы помогали лошадям по необходимости; тех, кто мог еще двигаться сам, – разгрузить, забрать мешки, ружья, но держать их в строю. За весь день он не видел ни одного горца, но всем своим существом