Османы. История великой империи - Азиз Явуз Страница 12

ежемесячно тысячу акче и мог жить в свое удовольствие, предаваясь на досуге благочестивым размышлениям. Однако же шейх вынашивал мечты о справедливом переустройстве мира, и эти мечты нашли отклик в сердцах крестьян, которым при Мехмеде жилось не очень-то сладко – восстановление государства требовало значительных средств, поэтому налоги росли и росли, а кроме того, крестьян часто привлекали к общественным работам, не считаясь с сельскохозяйственным календарем. Благо было только одно – в Анатолии наконец-то установился прочный мир, но людям несвойственно ценить то, что у них есть, они предпочитают сокрушаться по тому, чего нет. Крестьяне вспоминали благословенные времена правления султана Баязида, а беи надеялись вернуть себе власть, отнятую у них Мехмедом. Кроме бывших правителей бейликов, Мехмедом были недовольны многие представители тюркской знати рангом пониже – Иса и Муса довольно щедро раздавали своим сторонникам земельные наделы, которые Мехмед отбирал как незаконные пожалования самозванцев. В итоге восстание, поднятое мюридами[62] шейха Бедреддина в Измире и Манисе, поддержали и низы общества, и его верхи. Западная Анатолия[63] была избрана в качестве плацдарма неслучайно, поскольку здесь особенно были недовольны действиями султана Мехмеда. Откликнувшихся на призыв не смущали такие «революционные» идеи Бедреддина, как требование обобществления имущества и провозглашение концепции единого Бога для мусульман, христиан и иудеев.

В Манисе восстание удалось подавить довольно быстро, но в Измире оно очень скоро приняло характер гражданской войны, в которой местные власти терпели поражение за поражением. Сам Мехмед, при всех своих достоинствах, в военном деле был не особо искусен, да и не к лицу было султану лично выступать против нечестивых мятежников. Подавление восстания было поручено великому визирю Баязиду-паше, который в свое время был наставником юного Мехмеда, а после сражения у Анкары помог ему утвердиться в Амасье. У султана Мехмеда I не было более верного и более надежного сановника, чем Баязид-паша.

Баязид-паша действовал решительно и жестко, но ему не сразу удалось переломить ход событий. Полностью восстание было подавлено лишь в 1420 году и финальным «аккордом» стала казнь мятежного шейха, повешенного в греческом городе Сере. Впрочем, есть мнение, что шейх был повешен годом или двумя раньше, а раскрученный им маховик восстания продолжал вращаться без своего вдохновителя. Но, так или иначе, опасное восстание было подавлено, и последний год своей недолгой жизни султан Мехмед I провел спокойно, без потрясений. Скончался он в Бурсе 26 мая 1421 года, не дожив до сорока пяти лет.

Известно, что у Мехмеда I было две супруги – Эмине-хатун и Шехзаде-хатун, а также наложница-рабыня Кумру-хатун. Эмине-хатун была дочерью Насреддина Мехмед-бея Дулкадирида, бейлик которого находился в южной Анатолии, а отцом Шехзаде-хатун был Делиддар Ахмед-паша, правитель небольшого бейлика в северной Анатолии. Историки спорят о том, кто был матерью султана Мурада II – Эмине-хатун или Шехзаде-хатун. Большинство склоняется к Эмине-хатун, но полной ясности в этом вопросе нет.

Что же касается сыновей султана Мехмеда, то на момент его смерти их было пятеро (перечисляются по старшинству): Ахмед, Мурад, Мустафа, Махмуд и Юсуф. Византийский историк Дука в своем трактате, посвященном закату империи, пишет о намерении Мехмеда разделить свои владения между Мурадом и Мустафой, якобы первый должен был унаследовать Румелию, а второй – Анатолию. Выше султана только Аллах великий, и Мехмед мог распоряжаться своими владениями по своему усмотрению, но как-то не верится в то, что султан, который с большим трудом объединил распавшееся государство, снова начал делить его. К тому же Мехмед не сделал перед смертью соответствующего распоряжения, так что можно считать упоминание о разделе государства фантазией Дуки. Вот интересно, почему к современным авторам принято относиться с недоверием и требовать подтверждения чуть ли не каждого слова, а тем, кто жил в старину, верят априори, без сомнений?

Глава 6. Султан Мурад II, укрепитель основ Османского государства

Хороший наставник – благословение, плохой – проклятье. Наставником Мурада-челеби был Баязид-паша, который на момент смерти султана Мехмеда занимал должность великого визиря.

Согласно установившейся традиции, в двенадцатилетнем возрасте, который в те времена считался расцветом юности, а не поздним детством, как сейчас, Мурад был назначен санджак-беем Рума (пусть вас не вводит в заблуждение сходство названий, Рум – это северная и центральная Анатолия, санджак в составе анатолийского эялета, а Румелия – эялет на Балканах). Собственно, все шехзаде были разбросаны по провинциям, где им предстояло постигать сложную науку управления государством и совершенствоваться в ней.

Джюлюс следовало проводить в столице, так что тот сын покойного султана, который первым оказывался в ней, получал преимущество перед остальными. Разумеется, никто не мешал шехзаде провозгласить себя султаном, не сдвигаясь с места, но самопровозглашение не имело такой силы, как официальная церемония признания легитимности духовенством, сановниками и военными.

Расположение Баязид-паши обеспечило Мураду-челеби приход к власти. Визирь Хаджи Иваз-паша, которого некоторые историки считают дальним родственником Баязид-паши, после кончины Мехмета отправил гонца к Мураду, который находился в Амасье, столице Рума, и скрывал смерть султана до прибытия семнадцатилетнего Мурада в Бурсу (впоследствии Хаджи Иваз-паша сменит Баязида-пашу на должности великого визиря – султан Мурад II умел и вознаграждать, и карать).

Дело было не столько в том, чтобы привести к власти именно Мурада, а в том, чтобы передача власти обошлась без потрясений – события, предшествовавшие правлению Мехмета I, еще были свежи у всех в памяти. Баязид-паша хорошо знал Мурада-челеби, имел на него влияние, поэтому выбрал именно его, а не двенадцатилетнего Мустафу. Восьмилетнего Юсуфа и семилетнего Махмуда пока еще можно было не принимать в расчет, тем более что перед кончиной султан Мехмед отдал распоряжение, согласно которому Юсуфа и Махмуда следовало отправить в Константинополь в качестве заложников (кто тогда мог знать, что всего через тридцать лет Константинополь станет османским?).

Для лучшего понимания того, о чем будет сказано дальше, нужно сделать два пояснения.

Первое – наставник, именуемый «лала», значил для шехзаде больше, чем отец-султан. Именно к наставнику следовало обращаться за советами и наставлениями, именно наставник следил за тем, чтобы его подопечного окружали надежные, достойные люди, и за тем, чтобы шехзаде не наделал каких-то крупных ошибок (мелкие ошибки даже приветствовались, поскольку собственный опыт является лучшим учителем, оплошаешь один раз – запомнишь на всю жизнь). После того, как шехзаде вырастал, его связь с наставником сохранялась, поскольку наставничество вырастало в духовное родство.

Второе – государством правил не султан, а великий визирь, в руках которого находились все бразды правления. Султан осуществлял общее руководство или вообще мог не вникать в дела, а великий