Город пробужденный - Богуслав Суйковский Страница 11

— Что за праздник? Кто это так вычистил лампу?

— А кто же еще, как не Стратоника? И обед мне приготовила, пока ты носилась к своему Кадмосу, и прибралась…

В другой день Кериза непременно отреагировала бы на слова отца. Эта Стратоника, массажистка, пользовавшаяся спросом у дам из знатных родов, особенно у жриц, жила поблизости и в последнее время что-то слишком уж зачастила не то в мастерскую Макасса, не то прямо к ним в жилище. Этибель со смехом предупреждала, что, похоже, Макасс скоро приведет в дом вторую жену. Смеялся и Мафо, мол, это и к лучшему, ведь Кериза не уживется с мачехой, как это обычно бывает, и выберет себе наконец мужа. А значит, у молодых будет больше шансов и надежд.

Но сегодня Кериза словно и не слышала слов отца. Она тяжело опустилась на скамью и лишь через мгновение прошептала:

— Кадмоса нет. В полдень он отплыл на галере Абдмелькарта.

— О, уже отплыл? — удивился Макасс, но в его голосе прозвучало одобрение. — Послушал моего совета и поторопился.

— Да? Это ты, отец, уговорил его? Тогда, боюсь, тебе и придется высекать машебот для Кадмоса. Если он… если он не останется на дне морском…

— Да что ты! Глупости городишь! Кадмос не дитя и не впервые выходит в море. А до Керкины не так уж далеко. Вернутся через неделю.

Тут Кериза, не в силах больше сдерживаться, разразилась отчаянным плачем и принялась рассказывать отцу все. То как взрослая, все понимающая женщина, то как влюбленная, дрожащая за своего избранника, то почти как дитя, жалующееся на обиду, которую не в силах постичь.

Макасс слушал молча, не перебивая. Лишь раз он повернул голову, когда на лестнице скрипнули чьи-то шаги, но тут же успокоился. Прохожий не остановился, не подслушивал, да и к тому же плотная занавесь на двери приглушала голоса.

Лишь когда Кериза оборвала рассказ, в отчаянии воскликнув: «А Кадмос как раз поплыл на Керкину!» — и, задыхаясь, умолкла, Макасс медленно встал и потянулся за плащом.

— Не отчаивайся, пока не из-за чего. В худшем случае Кадмос не продаст свою находку. Ничего страшного. С голоду вы не умрете, а если он не купит свою заветную бирему и не уплывет по белу свету, так для тебя же лучше.

— Ты уходишь, отец? Уже темно…

— О, ночь лунная. А дорогу я знаю. Спи спокойно и не жди меня.

— Ты идешь к Лестеросу?

— Да. И к другим тоже. Нужно обсудить то, что ты слышала, нужно все обдумать… Может, зайдем и к жрецу Биготону… Он человек мудрый и держится народа, а не богачей.

Кериза на миг попыталась что-то припомнить. Не это ли имя она слышала сегодня утром в доме Гасдрубала? Может, его упоминал тот повар? Ах, неважно. Она нехотя пробормотала:

— Мудрый, хоть и евнух.

— Может, потому и мудрый? — усмехнулся каменотес. — Таких жрецов весьма почитают, и таких рабов высоко ценят. Но это не твое дело, и девицам об этом болтать не пристало. Зашей-ка мне лучше ту хламиду, в которой я работаю. Неприглядно разодралась сбоку.

Он вышел, слегка покашливая, как все каменотесы, вечно глотающие пыль на работе. Кериза не собиралась тут же браться за шитье. Мгновение она стояла неподвижно, в глубокой задумчивости, но, чувствуя потребность поделиться с кем-то своей тревогой, выбежала из комнаты и поднялась этажом выше, к подруге Этибель. Ее отец, пекарь, работал по ночам и, верно, уже ушел, мать была почти глухой и не мешала разговорам, так что девушки могли свободно поверяться друг другу. К тому же с самого верхнего этажа вид был еще краше и просторнее, чем из жилища Макасса. Было видно даже море.

Как раз всходила луна, прокладывая по его спокойной глади сияющую, приковывающую взгляд дорожку.

— Добрая ночь для плавания, — сказала Этибель, выслушав рассказ подруги. — Если этот твой Кадмос не забыл перед отплытием принести жертву Мелькарту, с ним ничего не случится. Хотя, постой, сегодня же полнолуние. А мне как-то говорила сестра матери, очень набожная, все время в храмах просиживает, что в такие ночи над всеми властвует Танит. Она ведь богиня луны. Так, может, ей нужно было принести жертву? Но ведь они отплывали еще днем, так что все-таки бог моря и повелитель мореходов властен над ними. Ох, как тут разберешься. Но я все же думаю, что Танит, Астарта, Анаит, Милитта, Тирата — под сколькими именами ее почитают — она важнее, а значит, ей в первую очередь и нужно приносить жертвы. Понимаешь? Ты ведь знаешь, что девственная богиня…

Заметив, что Кериза засмотрелась на далекое сияние и, верно, даже не слышит ее слов, она придвинулась еще ближе и, хихикая, зашептала:

— Хорош парень, этот твой Кадмос. А глаза-то какие! Когда он посмотрел на меня, пока я мимо вас на лестнице проходила, будто съесть меня хотел. А ведь он шел с тобой и, наверное, только о тебе и думал. Мне даже жарко стало. Говорят, моряки в любви страшны. Вернется такой из дальнего плавания и… Кери, рассказывай, рассказывай все. Я ведь тебе тоже все честно рассказала, как было в роще богини, в священную ночь, а потом с этим Номасом… Ну, ты же знаешь. Представь себе, этот негодяй приревновал меня к Рискону, что так дивно пел… Но уже извинился, и снова… ну, ты знаешь… Рассказывай, Кери, милая, рассказывай все.

— О чем мне рассказывать? — Кериза очнулась от своих раздумий, подсознательно чувствуя, что в такую ночь богиня непременно явит свою милость и ничего дурного ни с кем случиться не может.

— Ох, о Кадмосе. Не притворяйся. Каков… каков Кадмос в любви? Вы ведь… На лодке можно уплыть куда угодно. Ах, какой он загорелый! Я бы не смогла полюбить мужчину с бледной кожей.

Она резко сдернула тунику, обнажая плечо, и при свете луны испытующе оглядела свою кожу. Как и большинство карфагенянок, она была черноволосой, со смуглой кожей, но в лунном сиянии казалась белой.

Нервно хихикнув, она поправила одежду.

— Как красиво смотрится светлое женское тело рядом с темным мужским. Твой Кадмос и загорелый, и рослый, и плечи у него могучие. Как у того Электа, солдата из обслуги тяжелых машин… Нет-нет, ты его не знаешь. Ох, рассказывай, все рассказывай!

— Но я правда не знаю, о чем мне говорить.

— Ты притворяешься, Кери, неужели